Мне пришлось немало потрудиться, убеждая Пола, что Посейдон ушел по пожарной лестнице, но, поскольку человек не может просто взять и растаять в воздухе, Полу ничего не оставалось, как мне поверить.
Мы до отвала наелись синего торта и мороженого. Потом мы играли во всякие дурацкие игры, вроде шарад и «Монополии». Шарады Тайсону не давались. Он все время говорил вслух ответ, который ему полагалось изображать. Зато оказалось, что он здорово играет в «Монополию». Он вышиб меня из игры с первых пяти ходов и принялся разорять маму и Пола. Я оставил их играть и ушел к себе в комнату.
Я поставил на подзеркальник недоеденный кусок торта. Потом снял свое ожерелье из Лагеря полукровок и положил его на подоконник. На ожерелье было уже три бусины – по одной за каждое лето, проведенное в лагере. Трезубец, золотое руно, и последняя: запутанный узор, символизирующий Битву за Лабиринт, как стали называть ее ребята в лагере. Интересно, какой будет бусина на следующий год, и доживу ли я до того, чтобы ее получить? И доживет ли до следующего лета сам лагерь?
Я посмотрел на телефон, стоящий рядом с кроватью. Может, позвонить Рейчел Элизабет Дэр? Мама спрашивала меня, не хочу ли я пригласить на день рождения кого-нибудь еще, и я подумал про Рейчел – но звонить ей не стал. Сам не знаю, почему. Эта мысль нервировала меня ничуть не меньше, чем дверь в Лабиринт.
Я похлопал себя по карманам и выложил все, что в них было: Анаклузмос, бумажный носовой платок, ключи от квартиры. Потом я похлопал по карману на футболке и нащупал какой-то комочек. Я только теперь сообразил, что на мне – та самая белая футболка, которую Калипсо дала мне на Огигии. Я достал тряпочку, развернул ее и обнаружил отросток лунного кружева. Это был крохотный росток, за два месяца он совсем завял, но от него все еще слабо пахло зачарованным садом. Мне сделалось грустно.
Я вспомнил последнюю просьбу Калипсо: «Посади для меня сад на Манхеттене, ладно?» Я открыл окно и вылез на пожарную лестницу.
Мама держала там ящик для цветов. По весне она обычно высаживала в него цветочную рассаду, но теперь в ящике была только земля, ожидающая новых растений. Ночь была ясная. Над Восемьдесят второй улицей висела полная луна. Я бережно посадил высохший побег в землю и полил его нектаром из своей лагерной фляжки.
Поначалу ничего не происходило.
Но потом у меня на глазах из земли высунулся крохотный серебристый росток – новорожденное лунное кружево, светящееся теплой летней ночью.
– Красивое растение, – сказал чей-то голос.
Я вздрогнул. На пожарной лестнице рядом со мной стоял Нико ди Анджело. Он просто взял и возник.
– Извини, – произнес он. – Я не хотел тебя пугать.
– Да н-нет… все нормально… То есть… А что ты тут делаешь?
За последние два месяца он подрос на пару сантиметров. Волосы у него торчали лохматой черной копной. На нем была черная футболка, черные джинсы, и новенькое серебряное кольцо в виде черепа. На боку у Нико висел его меч стигийского железа.
– Да я тут кое-что выяснил, – ответил он. – Подумал, что тебе будет интересно это узнать. Дедалу таки назначили кару.
– Ты его видел?
Нико кивнул.
– Минос хотел варить его в сырном фондю до скончания веков, но мой отец был другого мнения. Дедал будет вечно строить путепроводы и развязки на Полях Асфоделей. Это позволит избавиться от пробок. По правде говоря, старик, по-моему, вполне доволен. Он по-прежнему будет строить. Творить. А по выходным ему позволяют видеться с сыном и Пердиксом.
– Это здорово.
Нико постучал по своему серебряному кольцу.
– Но на самом деле я пришел не за этим. Я кое-что выяснил. И хочу сделать тебе предложение.
– Что именно?
– Способ, как одолеть Луку, – сказал он. – Если я не ошибаюсь, это единственный способ, который дает тебе хоть какие-то шансы.
Я тяжело вздохнул.
– Ладно. Я слушаю.
Нико заглянул ко мне в комнату и нахмурил брови.
– А это что? Синий деньрожденческий торт?
Он, похоже, хотел есть. И, кажется, немножко завидовал. Интересно, бедняга хоть раз справлял свой день рождения? Или бывал на чьих-нибудь днях рождения?
– Заходи, – пригласил я. – У меня тут торт и мороженое. Кажется, нам есть о чем поговорить.
