– Наша семья в безопасности, – заявила Гера. – А те, другие – не стало их, ну, оно и к лучшему. Я тобой горжусь.
Я стиснул кулаки. Мне просто не верилось, что она говорит такое.
– Это ведь вы заплатили Гериону за то, чтобы он нас пропустил через ранчо, верно?
Гера пожала плечами. Ее платье замерцало всеми цветами радуги.
– Я хотела вам чем-нибудь помочь.
– А на Нико вам было плевать! Вы были бы только рады видеть, как его отдадут титанам!
– Да ладно тебе! – Гера небрежно повела рукой. – Сын Аида сам сказал: никому он не нужен. Он не наш.
– Прав был Гефест, – проворчал я. – Вы заботитесь только о своей идеальной семье, а настоящие живые люди вам по фиг. И боги тоже.
Ее глаза грозно блеснули.
– Берегись, сын Посейдона! В Лабиринте я заботилась о тебе куда больше, чем ты думаешь. Я была рядом с тобой, когда ты сражался с Герионом. Это я направила твою стрелу. Я послала тебя на остров Калипсо. Я открыла путь в гору титанов. Аннабет, дорогая, ну ведь ты-то понимаешь, как сильно я вам помогала! Я бы не отказалась от жертвоприношения за свои труды.
Аннабет стояла неподвижно, как статуя. Она могла бы сказать «спасибо». Могла бы пообещать бросить кусочек жареного мяса в жаровню для Геры, и забыть все это, как страшный сон. Но Аннабет упрямо стиснула зубы. Она выглядела точь-в-точь как тогда, когда она говорила со сфинксом – как будто она не согласна принять самый простой ответ, даже если это сулит ей серьезные неприятности. Я понял, что это – одна из тех черт, которые мне сильнее всего нравятся в Аннабет.
– Перси прав.
Она повернулась к богине спиной.
– Вы сами – не наша, владычица Гера. Так что спасибо, конечно… но нет, спасибо.
Оскал Геры был страшнее, чем у любой эмпусы. Ее фигура засветилась.
– Ты пожалеешь об этом оскорблении, Аннабет! Очень сильно пожалеешь.
Я отвернулся: богиня приняла свой подлинный божественный облик и исчезла во вспышке света.
На холме снова воцарился покой. На сосне дракон Пелей дремал под золотым руном, так, будто ничего и не случилось.
– Извини, – сказала мне Аннабет. – Мне… мне пора назад. Потом свяжемся.
– Слушай, Аннабет…
Я подумал о горе Сент-Хеленс, об острове Калипсо, о Луке и Рейчел Элизабет Дэр, и о том, как вдруг все сделалось сложно. Мне хотелось сказать Аннабет, что мне на самом деле вовсе не хочется быть так далеко от нее.
Но тут Аргус забибикал с дороги, и я упустил свой шанс.
– Иди уже, – произнесла Аннабет. – Береги себя, рыбьи мозги!
И побежала вниз с холма. Я провожал ее взглядом, пока она не добежала до домиков. Она ни разу не оглянулась.
Через два дня у меня был день рождения. Я никогда никому об этом не говорил, потому что день рождения всегда приходился на время сразу после возвращения из лагеря, и никто из моих лагерных друзей обычно прийти не мог, а смертных друзей у меня не так уж много. К тому же тот факт, что я сделался на год старше, не казался таким уж праздником с тех пор, как я узнал о великом пророчестве: что, когда мне исполнится шестнадцать, я то ли уничтожу, то ли спасу мир. В этот день мне исполнилось уже пятнадцать. Время было на исходе.
Мама устроила небольшую вечеринку у нас дома. На вечеринку пришел Пол Блофис, но это было ничего: Хирон с помощью Тумана убедил всех в школе Гуд, что я не имею никакого отношения ко взрыву в оркестровой. Теперь Пол и остальные свидетели были уверены, что чирлидерша Келли сошла с ума и взорвала в помещении зажигательную бомбу, а я – просто ни в чем не повинный свидетель событий, который ударился в панику и сбежал. Так что мне разрешили приступить к занятиям в школе Гуд. В общем, если я не хочу отступить от традиции и все-таки вылететь и из этой школы, как каждый год, придется еще постараться.
Тайсон тоже пришел ко мне на день рождения. Мама для него нарочно испекла два лишних синих кекса. Пока Тайсон помогал маме надувать шарики, Пол Блофис попросил меня помочь ему на кухне.
Когда мы разливали пунш, он сказал:
– Я слышал, мама записала тебя учиться вождению на эту осень.
– Ага. Круто. Жду не дождусь.
Если серьезно, то я с детства мечтал получить, наконец, права. Но сейчас мне было как-то не до этого. И Пол это заметил. Как ни странно, временами он чем-то напоминал мне Хирона: вот этой способностью посмотреть на тебя и понять, о чем ты думаешь. Наверно, это такая особая учительская аура.
