- Мне в свое время
нравились характеры помягче, – заметил Артур Федорович. – Но тебе, конечно,
видней…Может быть, стоит немного выждать? – через секунду предложил он. – Когда
женщина видит, что ее воздыхатель готов, как говорится, сорваться с крючка, она
подчас пересматривает свое поведение…
- Я еще не знаю, какое
решение приму. Ясно одно: эта девушка должна быть принесена на алтарь сущего…
- Погоди, погоди… –
наморщил лоб Артур Федорович. – Ты что, хочешь с ней того самого… либо ее на
алтарь?
- И то, и другое. Разве
я могу соединиться с непосвященной? – возмутился Ким.
- Ах вот как… и тут
посвященье… смотря что разуметь под посвященьем… – бормотал себе под нос Артур
Федорович. – Но если так, то я, честно сказать, не завидую этой самой
Людмиле!
Обращенные вслед за
тем на него уничижающие, убийственно жестокие глаза Кима говорили о том, что на
сей раз пощады ему не будет. Он слишком расслабился, видя своего повелителя в
необычном состоянии, и как следствие потерял над собой контроль. Слишком много
себе позволил – теперь пришла расплата.
- Не завидуешь? Всякая
баба должна завидовать той, которая станет моей избранницей! – отчеканил Ким
своим безжалостным голосом. – Всякая подлая старая баба, с вожделением
глядящая на мальчишек, к которым не смеет подойти!
И Артур Федорович
почувствовал, как неприятно вздрогнула голова, словно его ударили по темени…
хотя руки каратиста, сцепленные одна с другой, лежали сейчас на черном поясе
его кимоно. Изучая психологию, он вскользь читал о том, что можно наносить удар
взглядом, но принял тогда эти сведения за очередную байку. А голова болела
по-настоящему…
25
- Ну все, Тимыч, теперь
ты со мной рассчитаешься, – говорил Славка в первый же день, как они
встретились после Тимкиного гостеванья в деревне. – Теперь ты со мной и в поход
пойдешь, и на карате! А еще к психологу – ведь ты написал, что пойдешь, «если
будешь жив!»? А ведь ты жив, разве нет?!
- Некогда мне с тобой
всюду ходить, – вздохнул Тимка.
- А у меня, думаешь,
есть время? – закричал в ответ Славик. – То есть в поход я хочу, – оговорился
он. – Там в палатках ночевать будем, костер разведем. А на карате надо ходить,
чтобы стать сильным. Только потом голова болит…
- Почему?
- Потому что Ким
Аланович, это наш учитель, заставляет говорить с Ямалой.
- С кем говорить? – не
понял Тимка.
- С Ямалой. Это бог
такой, он стоит в зале – Ким Аланович поставил. Говоришь с ним мысленно, так
что никто не слышит, а потом болит голова.
- Ну и зачем мне, чтобы
она болела? – удивился Тимка. – Что у меня, своих проблем нет?
- Проблем?! – как
ненормальный завопил Славка. – Значит, у тебя есть проблемы?
- Ну, допустим, есть… А
чего ты орешь как ненормальный?
- Старик, да это как раз
то, что надо! Людоед ко мне каждый раз пристает – какие у тебя проблемы? А я не
знаю, что ему отвечать!
- Кто это – людоед?
- Ну Артур Федорович,
психолог. Он сам сказал – ты ко мне в комнату входишь, как в замок людоеда, у
которого синяя борода. А на самом деле он вообще безбородый!
- Я знаю, – кивнул
Тимка. – Я ведь его видел.
Это было в тот день,
когда Денис впервые сказал, что взрослых людей тоже могут украсть. Именно тогда
Тимка понял, что у него украли папу…
- Мне теперь мама
разрешила ходить к Людоеду пореже, – звенел над ухом беззаботный Славкин голос.
– Но хоть раз в неделю надо прийти. А ему обязательно нужны проблемы!
- Так я же не хочу
никому рассказывать…
- Вот, значит, как! –
Славка всерьез обиделся. – Значит, у меня нет проблем – я должен о них
рассказывать, а у тебя они есть – и ты не хочешь! Тоже мне друг называется…
Славка потускнел, как
те поля в окнах электрички, на которые смотрел Тимка по пути к бабушке. Ладно
уж, он пойдет навстречу своему другу. Пусть там – и на карате, и в походе, и у
психолога – ему будет очень скучно, но друзей надо выручать. Они договорились,
что с этого дня начнут ходить всюду вместе.
26
Наступившая ночь
тянулась бесконечно. Забившись в уголок необъятной тахты, под негромкий храп
свернувшегося внизу на ковре Алишера, Валя полоскала свои гнетущие думы. Пришло
время выбирать: либо подвиг, либо переселение в Турцию и вообще переселение – в
другую личность, в другую внутреннюю систему. Потому что прежней Валей она
тогда быть не сможет. Разве прежняя Валя в состоянии допустить, чтобы из-за нее
пострадало пятьдесят детей и еще вчетверо больше родителей, бабушек-дедушек?
Лучше уж она за всех них пожертвует собой. Для этого нужно на тот момент, когда
посадка в автобус еще не началась, громко крикнуть что-нибудь такое, отчего
дети должны разбежаться в разные стороны… Если Алишер и сможет кого-нибудь
схватить, то, по крайней мере, двух-трех. Тем более руки у него будут заняты –
ведь ему придется держать саму Валю…
