На следующий день, пятого августа 1392 года, во дворце островецкого воеводы собрался общий польско-литовский сейм. В городе не было костела, только церковь, поэтому Ягайла с королевой выслушали две обедни в своей дорожной часовне и потом еще долго стояли на коленях на привезенной с собой скамье, покрытой дорогим ковром, и молились. Обедню слушали и Витаутас с женой и всеми своими вельможами; присутствовал и весь королевский двор. После обедни был завтрак. На завтраке польские вельможные паны вертелись вокруг боярынь и бояр Витаутаса, наговорили много лестных слов княгине, подольщались к самому князю и лезли из шкуры вон, прикидываясь большими друзьями литовцев.
На завтраке и позже на общем заседании присутствовали и боярыня Книстаутене с дочерью. Они уже были прекрасно одеты княгиней, и по ее милости на лицах благородных женщин от пережитых волнений не осталось ни следа. Книстаутайте казалась красивее всех боярышень и боярынь. Прислуживая княгине, боярин Греже больше внимания уделял Маргарите, чем самой княгине. Он уже успел перемолвиться несколькими словами о Книстаутайте и теперь ждал только удобного случая, чтобы сказать ей все.
Уже во время завтрака хозяин Островца, магнат польского государства Кристин завел разговор об укреплении акта Кревской унии и о том, что Королевство Польское собирается щедро наградить князя Витаутаса.
Вельможи Витаутаса вели себя скромно, тихо и, пока не наступила их очередь говорить, молчали и только слушали речи поляков.
Но когда после сытного завтрака все собрались в большом зале и краковский епископ Выш начал говорить об утверждении акта Кревской унии, о переходе Волынской и Подольской земель полякам, всполошились и бояре Витаутаса.
— Мы с поляками не воевали, и поляки с нами тоже; мы не побежденные, чтобы принять такие бесславные условия и отказаться от своих земель: Луцкое княжество никогда не принадлежало полякам! Оно должно быть возвращено нам, так как оно было наше, — строго заявил боярин Гоштаутас.
— Луцк уже включен в состав Королевства Польского, и наш светлейший король не может менять свое решение, — возразил краковский каштелян Ясько Топор из Тенчина.
— Он включен без согласия нашего князя, и поэтому решение светлейшего короля Польши нас не касается, — отразил выпад краковского каштеляна боярин Гедгаудас.
— Успокойтесь, mości panie, чего вы требуете?! — поднялся магнат польского государства, хозяин Островца Кристин. — Наша светлейшая королева Ядвига, выходя замуж за вашего светлейшего князя Ягайлу, и Литву, и русские земли, и Луцкое княжество принесла с собой в приданое. — Сказав это, он сел.
— Верно! Верно! Он правду говорит! — шумно поддержали его прелаты и магнаты польского государства.
— Светлейшая королева могла принести в приданое только свои земли! — крикнул с места кто-то из бояр Витаутаса.
— Мы только так договаривались, — упорствовали поляки.
— А где тот договор? — перекричал их аукштайтийский боярин Гаршва.
— Это акт Кревской унии!
— Мы никогда не видели его, и ни один из нас не приложил к нему свою руку! — в один голос закричали жемайтийские бояре.
— Он закреплен и печатью вашего князя…
— Это насильно! Это за посулы! — раздалось со всех сторон.
В зале стало очень шумно: все сразу начали говорить, кричать, размахивать руками, стучать мечами по полу, и среди бояр Витаутаса послышались голоса, призывающие князя покинуть сейм.
Меньше всех на этом собрании говорили король Ягайла и князь Витаутас. Поначалу не вмешивались в споры бояр и королева с княгиней. Король вообще был обязан во всем слушаться своих вельможных панов, и ему уже заранее было сказано, на какие уступки он может пойти. Пусть даже будет рушиться все государство, но польский король в одиночку, без согласия своих магнатов, даже с королевой, не мог и не смел изменять их решение. Князь Витаутас ссылался на упорство своих бояр, так как хорошо понимал, что теперь он нужнее полякам, чем поляки ему. Он не придавал большого значения ни этому сейму, ни этим решениям; иначе, чем его бояре, смотрел он и на акт Кревской унии. Князь решил управлять Литовским государством, принимая во внимание не волю и пожелания польских панов, а руководствуясь собственным пониманием и во благо всех своих подданных. В других вопросах он легко шел на уступки, но тоже резко возражал против отделения от Литвы Луцкого княжества. Луцк был нужен ему как ключ к Черному морю. Кроме того, если признать Луцк частью Польского государства, то со временем придется отказаться и от других оспариваемых русских земель.
