Доминик жестко усмехнулась.
— Впечатляет?
Глядя на них, он тоскливо подумал: «Они одного возраста… А я? Что я тут делаю?» Молодая женщина словно уловила его чувства. Она положила ладонь на его руку, как бы удерживая его.
— Давид — мой приятель…
Молодой человек прошел вперед, показывая, что больше нечего опасаться, и обернулся, приглашая следовать за ним. Доминик заметила:
— Простые люди ставят волчьи капканы, чтобы обезопасить свои конурки. А отличник Политехнической школы должен, разумеется, начинить свою обитель — занятую незаконно, я подчеркиваю, — хитроумными ловушками… Иди, хвастун!
Внезапный переход от грустной картины буржуазного жилища, пришедшего в полный упадок, к футуристической обстановке в квартире незаконного жильца был похож на головокружительный прыжок в будущее. На какое-то мгновение Франсуа почувствовал себя профессором Аронаксом, попавшим в «Наутилус».
Вдоль стены здесь выстроилась вереница компьютеров всевозможных марок. Словно машина генерала на параде, инвалидное кресло помогало, несомненно, его владельцу быстро перемещаться от одного конца к другому. Приглушенный свет проникал неизвестно откуда. Будто творение художников-сюрреалистов, в одном из углов комнаты, залитой голубоватым мерцанием, стоял наполовину разобранный компьютер с двумя резиновыми трубками, соединяющими его распоротое брюхо с парой бутылок из-под виски с надписями «кислород» и «азот». Табуретка и кресло-качалка, в котором, не дожидаясь приглашения, тотчас же устроилась Доминик, дополняли эту странную обстановку. Давид сел в свое кресло на колесиках. Правой рукой он огладил воображаемую длинную бороду.
— Вы пришли посоветоваться с пророком Моисеем?
Доминик прервала его:
— Скорее, с его электронными помощниками, у которых мы хотели бы кое-что спросить.
Давид с сожалением покачал головой.
— Раз ты предпочитаешь машину человеку, моя дорогая, задавай вопросы.
Доминик коротко рассказала то, что Франсуа узнал о прошлом Жан-Батиста Ла Мориньера.
— Было бы замечательно, если бы ты смог для нас разузнать, чем он занимался до сорок шестого года.
Сидя на табурете, Рошан хранил угрюмое молчание: ревность мучила его, несмотря на заверения Доминик (однажды ведь ему пришлось дорого заплатить за то, что слишком доверял женщине). Он попытался оценить стоимость электроники, собранной в этой комнате. Получилось несколько десятков миллионов сантимов, и Франсуа заключил, что вся эта аппаратура, скорее всего, украдена. Заметив его испытующий взгляд, странный питомец престижного вуза произнес с насмешкой:
— Согласен, старина: не каждый день можно встретить Арсена Люпена[23] компьютерных программ в такой шляпе. Но будьте справедливы… Если бы вы обратились к какому-нибудь профессору из Коллеж де Франс, я сомневаюсь, чтобы он согласился влезть для вас в банк конфиденциальных данных.
Доминик с притворно усталым видом вздохнула.
— Так ты начнешь свой номер?
Не обращая внимания на ее реплику, обладатель кресла на колесиках повернулся к своим экранам и клавишам и поднял ладони, шевеля всеми десятью пальцами, словно пианист, разминающий руки перед концертом.
— «Плейель» или «Гаво»[24] уже не в моде. Теперь у всех на устах — «Ай-Би-Эм», «Макинтош» и «Тошиба»… Наши маленькие Моцарты исполняют свои гаммы на клавишах «Минителя». И во всех добропорядочных еврейских семьях, которые в прошлом мечтали вырастить у себя какого-нибудь Артура Рубинштейна, сегодня пестуют виртуозов информатики, вроде меня…
Он замер перед одним из компьютеров.
— Поскольку ваш субъект уже давно перевалил пенсионный возраст, я думаю, лучше всего извлечь его досье из органов социального страхования. Там все как на духу. Чтобы не потерять ни одного квартала из своего стажа, иной тип признает даже, что чистил сортиры на протяжении какой-то части своей жизни.
Он принялся быстро барабанить по клавишам, переходя от одной клавиатуры к другой, словно все компьютеры были связаны единой нитью. Программы сменяли друг друга, оставляя на экране зеленоватые светящиеся буквы. Давид сосредоточенно проникал все глубже в память архивов службы социального страхования.
