- Товарищ партейный, - позвал Потупчик, - ужин-то стынет... Ну-ка ребята! Совсем заговорили человека!
- Иду, иду, дядя Василь, - поднимается Дымов. - Так ты, Паша, скажи об этом отцу. Пусть поможет вам открыть избу-читальню.
Павел молчит.
- Не забудешь?
- А вы... товарищ Дымов... сами ему скажите...
- Почему так?
Павел снова молчит. Потупчик говорит негромко:
- Он с отцом не в ладах.
- Не в ладах?
- Да, ему от отца доставалось... Мне тут по соседству видно... Так, что ли, Пашка? Я помню, он тебя крепко отхлестал, когда ты в пионеры записался.
Дымов быстро обернулся к Павлу и внимательно посмотрел в большие чёрные глаза смущённого мальчика.
- Так он тебя бил, Паша? - тихо спросил Дымов.
Павел наклонил голову, невнятно пробормотал:
- Ничего не бил... дядь Вася... чего ты... - И вдруг оживился. - Товарищ Дымов, а вы вчера говорили, что дадите нам лозунги, чтобы мы написали. Помните, про хлебозаготовки и про колхозы?
Уполномоченный серьёзно посмотрел на Павла, соображая что-то.
- Дам, Паша... Вот поужинаю и напишу. Подожди минутку.
Ребята проводили глазами Дымова и Потупчика, уселись на крыльце. Уже совсем стемнело, в избах засветились окна. Тихо в деревне.
- А дождь и впрямь собирается, - вздохнул Яков и вдруг прислушался.
- Ой, ребята, пропал! Мать зовёт. Иду-у, маманька!
Он перемахнул через забор и скрылся в темноте.
Павел и Мотя сидят молча.
- Паш... - шепчет Мотя.
- А?
- Ты про что думаешь?
- Да так... - неопределённо повёл он плечом.
- А я тоже люблю думать... Про всё, про всё! Знаешь, когда хорошо думается? Когда спать ложишься... Правда? А тебе сны снятся?
- Снятся.
- Мне раз приснилось, что в Герасимовке дома стеклянные и электричество.
Павел с интересом взглянул на неё, убеждённо сказал:
- Электричество на самом деле будет. Помнишь, Зоя Александровна говорила, что в каждой деревне электричество проведут. Вот только колхоз сначала надо.
- Только домов стеклянных не будет - побьются... - Мотя глубоко вздохнула. - Паш, а один раз ты мне приснился...
- Я?!
- Ага. А я тебе никогда не снилась?
- Не... - помолчав, ответил он.
На огороде залаял пёс.
- На кого это Кусака? - Мотя вскочила, придерживая на коленях платье. Она исчезла за избой, но Павел слышал её тоненький голосок:
- Кусака, Кусака! На, на! Кому говорю!
В небе загромыхало. Тяжело дыша, девочка прибежала к крыльцу.
- Кто бы это был, Паш? По огородам пошёл, быстро так...
Павел приподнялся.
- Куда?
- Да разве ж разберёшь в темноте? Вроде к вашему огороду. Да ты сиди...
- Бежать пора, - он встревоженно вглядывался в темноту, - а то мать заругает.
На крыльцо вышли Потупчик и Дымов.
- Вот и я думаю, товарищ Дымов, - громко говорил охотник, - ежели у нас, как ты рассказываешь, колхоз будет да пни выкорчуют, так великое это дело!
- Переменим соху на плуг с трактором, дядя Василь.
- А я трактористкой буду! - сказала Мотя. - Только я трактора не видела.
- Увидишь, Мотя! Обязательно... Ого! - воскликнул Дымов, взглянув на загремевшее небо.
Девочка рассмеялась:
- И у Кулукановых никто батрачить не будет.
- У Кулукановых?
- Да, товарищ квартирант, - оживился Потупчик. - Арсений - последний из этого проклятого рода остался... Лучшую землю забрал себе, заешь его гнус! Такой кулачище! Я у него пять лет, почитай, за харчи батрачил... Да разве я один?
- Хм!.. - Дымов казался очень заинтересованным. - А ведь в сельсовете этот человек кулаком не числится. Так и записано: середняк Кулуканов Арсений Игнатьевич. Подожди-ка, у меня, кажется, список населения есть. Ну-ка, пойдём к свету, дядя Василь.
Они снова ушли в избу. Мотя взглянула на Павла.
- Ты слышал, Паш? Что это твой отец Кулуканова середняком считает?
- Сейчас хлынет, - уклончиво ответил Павел, глядя в небо. - Я побегу.
