Семья Морозовых ужинала. К ужину пришли гости, родители Трофима Морозова - дед Серёга и бабка Ксения, а с ними - девятнадцатилетний Данила, Трофимов племянник.
В избе жарко и душно. Открыли дверь наружу. На свет налетели мошки - болотный гнус.
Трофим Морозов сидел распаренный, красный, с хлебными крошками в усах. Рядом - дед Серёга с белёсыми, мутными от выпитого вина глазами.
В молодости, при царе, дед Серёга жил в Витебской губернии, служил там тюремным надзирателем. Жил в ладу с начальством, копил деньги. А потом переехал с семьёй в Герасимовку на пустующие уральские земли, стал обзаводиться хозяйством.
Второй его сын, Трофим, скоро женился, отделился, построил рядом с дедовым двором свою собственную избу. Остался дед с бабкой и Данилой - внуком от первого умершего сына. Хозяйство ладное, а деду всё мало, всё копит да копит и Данилу тому же учит.
...Павел поднялся на крыльцо, заглянул в открытую дверь. Дед хрипловато пел, потряхивая головой и хмурясь:
- Бывали дни весёлые, гулял я, молодец... и-их!
Тоненько и заливисто хохотал на печи младший брат Павла восьмилетний Федя. Маленький, шестилетний Роман удивлённо таращил на деда круглые глаза.
Федя увидел на пороге старшего брата, соскользнул с печи.
- Братко пришёл! О, гляньте, карасей сколько!
Дед поднялся:
- А-а, рыболов! Ну, поди, поди сюда, внучек.
Павел на ходу шепнул брату, косясь на сидящих:
- Отец не злой?
- Весёлый, Паш, с дедом песни поёт.
Отец дожевал кусок мяса, старательно вытер ладонью рот.
- Ты что же, сынок, так поздно?
- Далеко зашли, папанька... На той стороне озера были.
- Смотри, потонешь когда-нибудь. Ну, садись, ешь. Налей-ка ему, Татьяна.
Мать подала миску со щами, села рядом с сыном.
Была Татьяна худой и бледной. Прожила она свои тридцать пять лет в постоянном труде, радостей видела мало. Хозяйство и дети отнимали здоровье и силы, но в детях находила Татьяна свою материнскую радость. Вон Пашка какой большой и разумный вырос! Лучший ученик в школе.
Татьяна ласково смотрит на сына, поглаживает твёрдой рукой по его жестковатым чёрным волосам:
- Не хлебай, Пашутка, быстро, - захлебнёшься...
Павел ест, обжигаясь и морщась, дует в ложку, искоса поглядывает на двоюродного брата Данилу. Тот сидит, развалясь на скамье: глаза, как у деда, помутневшие и узкие. На верхней губе у него растёт, да никак не вырастет редкий рыжеватый пух.
Продолжая начатый до прихода Павла разговор, отец вдруг сказал, усмехаясь, деду Серёге:
- Папаня, а Данилка-то, небось, ждёт не дождётся, когда ты богу душу отдашь, чтобы, значит, во владение хозяйством вступить.
- Да ну, дядя Трофим... - Данила расширил покрасневшие глаза, не зная, рассмеяться ему или обидеться.
- А ты не лукавь, Данилушка, - миролюбиво заулыбался дед Серёга. - Это великое дело - хозяином быть! Вот скажи мне, кто у нас самый крепкий хозяин в Герасимовке?
- Кулуканов, - подумав, проговорил Данилка. - Конечно, дедуня, он - Арсений Игнатьевич.
- Верно... Так вот энтот самый Арсений Игнатьевич говорил мне как-то: стар, мол, уже стал, а сердце всё волнуется, чтобы хозяйство ещё крепче было. Выйду, говорит, утречком на крылечко, да и смотрю кругом. Всё моё! Корова в стойле замычала - моя корова. Петух закричал на заборе - мой петух. Вот сердце-то и радуется!
- А соседи злятся, - вставил Данила, - кулак, говорят, Арсений Игнатьевич.
