Обитатели конюшни прислушались, замерли. Молодые конюхи прекратили вычесывать перхоть и стучать щетками, женщина опустила переднюю ногу Огонька на тумбу, собака и лошадь бросили игру. Только медведь по-прежнему сопел и раскачивался из стороны в сторону.
— Сам сочиняет... — послушав немного, вздохнула женщина. — За душу берет... Молодец, Мусью...
— Кто?
— Мусью. Коверный.
— Знаю, что коверный. Только он не Мусью, а Мусля. Так по-русскому будет правильнее, — серьезно заметил ворчун конюх.
Музыка неожиданно оборвалась на середине мелодии. Все послушали еще немного, но скрипка молчала. Опять застучали по полу щетки, женщина и ворчун-конюх занялись ногами Огонька, Магнит и Ишлоник возобновили возню.
— Ишлоник, домой, к мамке! — раздался строгий голос с едва заметным грузинским акцентом, и собачку словно ветром сдуло.
Левка увидел элегантно одетого стройного мужчину с седыми висками. К лацкану его пиджака был прикреплен орден Трудового Красного Знамени.
— Здравствуйте, дядя Цхома! Здравствуйте, дядя Алекс! — раздались приветствия со всех сторон.
Дядя Алекс пожал всем руки. Заметив медведя, он рассердился, попросил позвать какого-то Гусарова. Появился геркулес, одетый в старый малиновый мундир с золотыми нашивками и пуговицами.
— А еще старший ассистент коллектива! Как же так можно? — с упреком сказал дядя Алекс. — Сколько надо повторять, что медведи должны находиться в клетках!
Гусаров смутился.
— Он же как дитя, товарищ Цхомелидзе... Мухи не обидит...
«Так это же знаменитый артист...» — поразился Левка.
— Все до поры до времени! Страшнее зверя в природе нет. Львы, тигры — котята по сравнению с медведями! — сказал Цхомелидзе.
Артист смело подошел к медведю, угостил его сахаром, похлопал по морде. Медведь привстал, обнял его за плечи, лизнул в нос. Цхомелидзе рассмеялся и вместе с Гусаровым водворил зверя в клетку.
В присутствии знаменитого артиста Левка чувствовал себя маленьким мокрым мышонком. Неожиданно Цхомелидзе обратился к нему своим приятным голосом:
— К Волжанскому, мальчик?
Левка хотел ответить, но, смутившись, только кивнул головой.
— Не холодно тебе так налегке?
— Ничего... — еле выдавил из себя Левка. — Жить можно...
Артист внимательно посмотрел на Левкины резиновые тапочки и скрылся. Левка глянул себе под ноги. Повсюду, где он ступал, резко отпечатались следы босых ног. Мальчик чуть не расплакался.
«Он понял, что тапочки для блезиру... Одни верха... Грязный... Драный... И трусы рваные... И бандаж забыл... И поясницу ломит... Как просматриваться?.. Может, убежать?..» — подумал он.
Послышались шаги и оживленный разговор. Появились пианист, Цхомелидзе и два молодых человека.
Левка обмер. Он тут же узнал братьев, что вступились за него в поезде.
Пианист представил Волжанских.
— Я... Мы знакомы... Семь рублей вам должен... — Левка опустил глаза, снова заметил след босой ноги, быстро наступил на него, оставив новый след, покраснел. — Я... отдам...
Братья переглянулись. Владимир сказал:
— Это ошибка. В первый раз тебя вижу А ты, Коля?
— И я впервые, — не моргнув глазом, ответил Николай.
— Как же... В поезде... — растерянно возразил Левка, — у вас еще есть жена...
— Есть жена, но это просто совпадение. И вообще мы не поездом приехали, а на самолете прилетели... Верно, дядя Цхома?
— Как же не верно, когда я вас встречал на аэродроме, — кивнул Цхомелидзе. — И вообще пора! Человек волнуется, просматриваться пришел, а мы тянем. Идите-ка готовьтесь!
Братья и Левка двинулись по коридору, остановились у дверей с надписью «Волжанские».
— Подожди-ка минуточку, — сказал Владимир и скрылся за дверью.
«Жену пошел предупредить...» — предположил Левка.
— Входи! — вскоре крикнул Владимир.
Так и оказалось. Левка тут же узнал Марину. Она сидела, отвернувшись, в наспех накинутом на голову старом платке.
— Ну, разве же это она? — спросил Владимир.
— Да... Нет... Вы правы... Я ошибся, кажется... — пролепетал Левка, опуская глаза. — Вы... Это не вы...
— А я что говорил! — очень обрадовался Владимир.— Конечно, мы не мы, а она не она.
Владимир достал откуда-то из ящика тапочки, трусы, бандаж и протянул их Левке.