— Это что, — сказала Марина, — в финале номера Коля пробежит с Володей на лбу три круга. За одиннадцать секунд — тридцать три метра! Ну, ты сиди, Лева, а я пойду к нашим, помогу им. Обязательно приходи в антракте!
Один номер сменялся другим. Левка ждал с нетерпением выхода Волжанских, и как только они появились в красивых испанских костюмах: пестрых бамбетках, в брюках с лампасами и кисточками, зааплодировал первым.
Левку поразила чистота отделки каждого трюка, легкость, с которой братья выполняли сложнейшие силовые комбинации. Николай начал медленно кувыркаться на ковре, а Владимир в это время на руках передвигался по его телу.
«А я как мокрица... Ничего не могу... До этого думал, дурак, что что-то умею... То, что они делают, непостижимо для меня... Ни чистоты исполнения... Ни мастерства, ни школьности...»
От грустных раздумий Левку отвлек клоун. Невероятной толщины, одетый в широченное пальто, он выплыл из-за занавеса под известную утесовскую песенку про пароход. В руках клоуна был чемодан, на голове — котелок. Коверный, здороваясь с клоуном, нечаянно задел его палкой по котелку... Голова клоуна... провалилась, котелок остался лежать на воротнике. Зрители ахнули. Коверный поднял котелок и отступил в полном недоумении — головы не было!
Неожиданно распахнулся чемодан, и из него высунулась рыжая, длинная, как редька, голова и ухмыльнулась. Крышка чемодана захлопнулась. Униформисты расстегнули пальто и выволокли из него длинную, невероятно худую фигуру в черном трико.
«Так это же Цхомелидзе!» — осенило Левку.
Цхомелидзе! Слов не надо,
Он всегда и свеж и нов.
И его эксцентриада
Говорит яснее слов, —
объявили ведущие.
Цхомелидзе, наконец, ожил, открыл глаза. Голова его медленно повернулась на сто восемьдесят градусов. Зрители дружно засмеялись, захлопали. А клоун заплакал.
— Если вы перестанете реветь, я вам подарю замечательную игрушку, — сказал коверный и вывез небольшую подставку на колесиках. На ней стоял крошечный слон. Он ничем не отличался от настоящего.
— Ишлоник! Ишлоник! — радостно запрыгал клоун. — Какая красота! — Цхомелидзе завел слоника ключом, слоник... ожил, станцевал на площадке вальс и замер. — Еще хочу! Хочу еще!
— Только не перекрутите пружину, — предупредил коверный, но клоун его не послушался.
Раздался страшный треск. Колени слоника подкосились, он тяжело рухнул на площадку.
— Ишлоник! Ишлоник! — заголосил клоун, подняв его за заднюю ногу
Слоник висел как тряпка, болтался из стороны в сторону. Клоун бросил игрушку на подставку. Слоник лежал трупом. Под звуки «чижика-пыжика» клоун, рыдая, запалил свечу, потянул за собой площадку с неподвижно лежащим слоником. На повороте от резкого рывка он упал с подставки, вскочил на ноги, отряхнулся. Голова его отлетела в сторону, и все увидели, что это собачка. Раздался громовой хохот, свист, грохот аплодисментов.
— Артисты Волжанские! Люди-лягушки! — торжественно объявил шпрех-шталмейстер в конце первого отделения.
Левка насторожился. Сейчас начнется его будущий номер. Что же это за номер?
Манеж изображал лесное болото. Яркая луна освещала кочки, лилии. Одна из лилий раскрылась. Из нее выпрыгнул маленький лягушонок. Потом второй. Появились взрослые лягушки. Все прыгали, выполняли стойки, кульбиты, колесики, сложные акробатические упражнения. В одной из лягушек Левка безошибочно узнал Владимира. Встав рукой на длинную ходулю, он начал прыгать! Прыжки на ходулях! Левка не верил своим глазам.
«Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят... сто...» — считал пораженный мальчик.
Объявили антракт. За кулисы Левка решил не идти.
Во время второго отделения рядом с ним уселся ка-кой-то мальчуган лет четырех, тронул его за плечо.
— Что тебе, мальчик? — досадливо отмахнулся Левка. — Не балуйся, не мешай смотреть!
— Во-первых, я не мальчик, а взрослый, а во-вторых, почему ты не пришел в антракте? Володя ждал тебя...
Левка внимательно посмотрел на соседа. Лицо его было в мелких-мелких морщинках. Он приветливо улыбался, глядя на Левку.
— Что разинул рот? Никогда не видел лилипута? — и представился:— Василий Якимов. Будем работать вместе.
