— О, Элиан, ты просто спасительница! Как тебе удается находить с ней общий язык?
— Терпение — добродетель, дорогая моя. Я же не буду ее ругать в отличие от тебя. Это удел матерей.
— Спасибо, что поговорила с ней, я тебе очень признательна.
— Ну что ты. — Элиан улыбнулась и ее взгляд упал на ключ, который Жозефина держала в руках. — Это ключ от комнаты Эвет?
— Да, — удивленно ответила де Блесси. — А что?
— Господи! Жозефина, ради всего святого перестань тиранить бедняжку Эвет! Дай этот ключ мне!
— Но, Элиан, я запираю им на ночь комнату Эвет!
— Я знаю, дорогая. Дай сюда ключ, я верну его тебе, как только ты сама убедишься, что с Эвет все хорошо, а то чего доброго, в следующий раз у твоей дочери от несправедливости и недостатка воздуха не только пропадет аппетит, но и сердце не выдержит!
Жозефина неуверенно протянула ключ кузине.
— Но как же?…
— Я верну тебе его позже. Боюсь, что твоя голова слегка затуманена от переживаний.
Не сказав больше ни слова, графиня спустилась и вышла на веранду. Маркиз Д’Эрлеви стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди.
— Как дела с Эвет?
— Полагаю, — лукаво улыбнулась дю Сорель. — Что ее комната впредь будет всегда открыта.
— С чего вы взяли?
— Я постаралась ее в этом убедить.
— Но ваша дражайшая кузина запирает дверь снаружи ключом, а не изнутри на щеколду.
Элиан, закатив глаза, показала ему ключ.
— У вас есть пара часов, маркиз, чтобы сделать копию этого ключа и вернуть его мне. Я же сказала, что дверь Эвет для вас теперь будет всегда открыта.
Глаза Филиппа заблестели.
— Элиан, вы самое великолепное создание, которое когда-либо встречалось мне в жизни. Но зачем?
— Мне просто интересно, как вы дальше будете выпутываться из этой истории, маркиз.
Филипп подошел так близко к графине, что она чувствовала его дыхание.
— Закончится все тем, что однажды утром вы проснетесь в моей постели, лежа у меня на плече.
— Быстрее, Филипп, у вас есть два часа.
Ухмыльнувшись, маркиз взял протянутый ему ключ и скрылся.
Графиня вздохнула и решила прогуляться до часовни, надеясь встретиться там с сестрой Филиппа. И ее надежды оправдались.
Могут ли помочь молитвы избавить от того, к чему были прикованы все мысли? Неужели строгий пост и исповедь в силах заставить забыть о том, что постоянно стоит перед глазами, когда закрываешь их? Беатрис шаг за шагом отдалялась от небольшой каменной часовни, в которую приходила рано утром, молилась, стоя на коленях и просила высшие силы помочь ей освободиться от наваждения, пока ноги не затекали и не начинали покалывать. Тогда, с трудом поднимаясь, она освящала себя крестным знамением и выходила на свежий воздух. В носу все еще ощущался запах ладана.
Надо будет уехать, думала она. Пока все хорошо, пока не произошло непоправимого. Беатрис поежилась, не смотря на довольно теплую погоду. После того разговора с графиней, она непрестанно ощущала тревогу, будто бы беда крадется по пятам. Кажется, после того недавнего вечера все внутри Беатрис пылало. Жар никак не выдавал себя наружно, кожа не горела, лицо сохраняло свой слегка розоватый цвет, но где-то глубоко, каждый раз возвращаясь мыслями к Элиан и ее признанию, жар вскипал, поднимаясь к сердцу, и оно начинало стучать быстрее. Знакомое ощущение. Иногда такое же чувство проявляло себя, когда она оказывалась в объятиях Бернара. Когда смогла, наконец, полюбить его. Но то чувство, которое возникало при воспоминаниях о поцелуе Элиан, назвать любовью у нее, — Беатрис, благородную женщину, с ярым религиозным пылом и строгим воспитанием, — язык не поворачивался.
Нет, в отчаянии подумала де Эспри, увидев приближающуюся к ней графиню. Почему-то подогнулись ноги. Она стиснула зубы и свернула в парк.
— Беатрис! — услышала маркиза позади себя голос.
Ускорив шаг, она упрямо двигалась вперед.
— Беатрис, подожди! — Элиан взяла ее за локоть. Де Эспри резко обернулась. — Я не кусаюсь, даю слово.
Беатрис молчала.
— Послушай, — начала графиня, все еще удерживая свою руку на локте маркизы. — То, что я тогда сказала…
Де Эспри облегченно вздохнула, думая, что графиня, хочет извиниться:
— Элиан, давай просто забудем об этом. То, что ты тогда сказала…
