Квартира небольшая, уютная, планировка мне очень знакома. В какой-то момент кажется, что я очутилась в своем собственном доме.
В гостиной Федяев пододвигает мне кресло.
— Ну, Светланка, чем будем угощать нашу гостью? Когда я был у них в доме, меня здорово угощали. Кстати, у нас сегодня тоже мясо. Пообедаем?
— Спасибо, нет.
— Правильно, не будем впадать в крайности, — веселится Федяев. Он усаживается напротив меня, смотрит выжидательно. — Ну-ну, слушаю вас. Сегодня — как? Ваша профессия позволяет вам со мной беседовать?
— Позволяет.
— В таком случае простите… — и он показывает на свой спортивный костюм. — Как раз собирался бежать, и вы пришли.
— Куда бежать?
— От инфаркта, — смеется он. — Меня тут прижало недавно, врач говорит — бегай, не ленись…
Светланка исчезает на мгновение, тут же появляется. Берет со столика журнал, яблоко и с невозмутимым видом залезает с ногами на диван.
Некоторое время мы сидим молча. Федяев открыто, с каким-то веселым любопытством разглядывает меня. Потом, почувствовав мою нерешительность, приходит на помощь:
— Вы, наверное, хотите мне задать вопрос, да? Почему, мол, я так жестоко с ней обошелся? Я вас правильно понял? Выжал, высосал, свое получил и — бросил?.. Так ведь, в общем, получается на обывательский взгляд…
— На обывательский?
— Да, конечно. Обывательский взгляд учитывает только одну правду — свою. Любовь до гроба. А ведь надо жить дальше, вот ведь беда. Дальше. Не в смысле карьеры. Я никуда не рвусь, я пока всего лишь младший научный сотрудник. Но уже все другое, понимаете? То, что хорошо пять лет назад, уже не годится. Валентина, если хотите, меня вообще родила… Знаете, ракета когда взлетает, где-то в пути ступень отваливается… Картинно очень, да? Но зато соответствует…
Светланка встает с дивана, снова исчезает из комнаты. И снова возвращается. На этот раз она вручает по яблоку и нам с Федяевым. Как ни в чем не бывало залезает на облюбованный диван…
— Ну что вы на меня так смотрите? — продолжает Федяев чуть смущенно. — Я говорю ужасные вещи? Да? Вы знаете, в хорошие времена я бы не отделался испугом. Меня вполне справедливо проткнули бы какой-нибудь там шпагой… Кстати, Вальке надо было родиться в прошлом веке. Она ведь оттуда, у нее все на полную катушку… Ненависть — так она видите как… любовь — так в жертву себя готова… — Он бросает на Светлану взгляд и заканчивает свою мысль: — Кстати, о любви. Я с ней замучился. У нее в душе все кипит, сто градусов, а у меня, видите ли, нормальная температура…
В подтверждение своих слов он беспомощно разводит руками.
Я молчу.
— Так, — переходит Федяев на деловой тон. — Что нужно сделать? Что написать?
— Да нет, писать ничего не надо. Вы уже написали.
— А что тогда?
Я долго смотрю на него.
— Прийти в суд — когда там, тридцатого, что ли? И дать какие-то показания?
— Это ваша обязанность.
— А что я должен говорить… чтобы ее там… ну, чтобы, в общем, ее выпустили… Ее могут выпустить?
— Не знаю.
— Так что же все-таки я должен говорить?
— Как — что? Правду, Федяев.
— Правду и только правду? — усмехается он невесело. И молча стоит задумавшись, глядя в сторону.
— Вот-вот. Именно, — говорю я. — И не здесь, не мне, а там, на суде. Всем. Тридцатого числа сего месяца. Ведь вы не раз изъявляли желание ей помочь… Не так ли?
Он смотрит на меня вполне дружелюбно:
— Разумеется!
Небольшое помещение в комиссионном магазине. Девушка в синем халате с пристрастием разглядывает черные тупоносые туфли.
— Не надевали?
— Ни разу, — клянется Руслан. — Хорошие туфли, честное слово! Просто, как говорится, не подошли…
Девушка-приемщица не склонна к разговорам.
— Распишитесь, вот здесь. «С оценкой согласен».
Руслан ставит лихую подпись.
Идем по улице. Настроение веселое.
— Проверим? — Он останавливается у знакомой телефонной будки.
— Да нет, она на даче. До вторника.
— А вдруг на полдороге решит возвратиться? — смеется Руслан.
— Слушай, Руслан Андреевич, такой странный вопрос… Ты любил когда-нибудь? Только серьезно!
Он смотрит на меня с интересом.
— Да нет, чудак! Я ведь не о романах твоих спрашиваю. Ты скажи — любил? Знаешь, так, чтобы до ненависти один шаг?