— Спасибо. Товарищ прокурор?
Прокурор уже встает, и тут мы слышим громкий голос:
— Да не надо, зачем? Не надо ничего откладывать!
Судья и мы с прокурором разом поворачиваемся и видим Костину, поднявшуюся со своей скамьи.
— Зачем он здесь нужен? Чего мудрить-то? — говорит она с искренним недоумением, обращаясь почему-то ко мне.
— Вам слово не давали, подсудимая, — обрывает ее судья.
— Нет, просто я так считаю… я ж во всем созналась, вину признаю. Чего ж там откладывать? Созналась, признаю, не ясно что ли?
Она все еще смотрит на меня с недоумением, даже осуждающе.
— Подсудимая, сядьте! — говорит судья резко. — Товарищ прокурор, ваше мнение?
Прокурор поддерживает меня:
— Считаю присутствие потерпевшего в процессе по делу Костиной обязательным.
— Суд, совещаясь на месте, постановил: в связи с неявкой потерпевшего Федяева слушание дела перенести… Обеспечить явку в судебное заседание потерпевшего Федяева…
Гул в зале. Все встают со своих мест. Поднимается и Костина. В сопровождении конвойных идет к выходу. В какое-то мгновение мне кажется, что мы встречаемся взглядами, впрочем, она тут же отводит глаза, смотрит демонстративно в сторону.
…Решительно распахиваю дверь конвойной. Иду по узкому коридору. За последней дверью, в небольшом помещении, я вижу знакомых по залу суда конвойных и чуть поодаль — Костину. Она сидит с отсутствующим видом. Потом поднимает голову и, увидев меня, спрашивает с неприязнью:
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем ты это сделала? Что ты мудришь?.. Уже бы давно заслушали…
И тут я не выдерживаю:
— Как мне с тобой работать? Как? Я же помочь тебе хочу! Спасти тебя!..
Она в ответ только пожимает плечами. Конвойный смотрит на меня удивленно.
— Нет, ты плечами не пожимай, ты мне все-таки объясни… Я же стараюсь, бьюсь, прости меня, из кожи лезу!.. И зачем? Чтоб ты вставала и делала эти свои заявления… Пойми, ты же мне мешаешь!
— Не мешаю… — говорит она чуть испуганно.
Тут раздается звонок настенного телефона. Конвойный снимает трубку, потом говорит:
— Там машина пришла.
Костина с готовностью поднимается. Кажется, она даже рада возможности прервать наше «объяснение».
— Сейчас, минуту, — говорю я конвойному. И, обращаясь к Костиной: — Нет, погоди. Все-таки объясни мне… толком… я не понимаю…
Она снова ко мне оборачивается, говорит с каким-то даже сочувствием:
— Да нет, я ж не против… Ты работай спокойно. Выступай. Защищай, в общем… Только не надо сюда Виталика…
— Не надо? Почему?!
— Ну как сказать… это ж ничего не даст.
— Это уж я как-нибудь без тебя разберусь.
— Разберешься, конечно… — отвечает она тихо и, взглянув на конвойных, говорит: — Только ты на меня посмотри…
— А что такое?
— Ну как — что такое… Выгляжу-то как?.. Платье вон, да и без прически. В общем, лучше бы он меня сейчас не видел…
— О чем ты думаешь… Валя! — вздыхаю я. Потом встаю и говорю ей спокойно: — Он будет на суде, твой Федяев. Его должны увидеть. Все должны!..
Женщина, выступавшая от имени Федяева, выходит из здания суда. Это она, Светланка. Помешкав, она устремляется в хаос многолюдной, по-летнему оживленной улицы. Походка у нее легкая, какая-то даже веселая… Иду следом. Вместе становимся в очередь на стоянке такси. Вот она садится в машину. Шофер на всякий случай высовывается из окошка, ищет попутчиков. Такси уже трогается, когда я вдруг открываю дверцу, сажусь рядом со Светланкой. Едем.
— Какое место на «Соколе»? — спрашивает шофер.
— Ново-Песчаная, — откликается Светланка.
— А вам?
— Ново-Песчаная, — говорю я как ни в чем не бывало.
— Конец или начало?
— Начало, пожалуйста, — отвечает моя спутница.
— И мне начало.
— Соседи, — улыбается шофер. — Удачно.
— Нет, не соседи, — говорю я. — Я живу на другом конце города. Просто мы с гражданкой едем по одному и тому же адресу.
— Вот даже как? — Светланка наконец поворачивается ко мне, разглядывает. Потом улыбается, что-то развеселило ее. Соглашается с неожиданной легкостью:
— Пожалуйста! Даже хорошо…
Дверь открывает сам Федяев. На нем спортивное трико, кеды. Увидев меня, не выказывает удивления.
— А, очень приятно. Мы — к вам, вы — к нам. Прямо дружба домами! Проходите, пожалуйста.