Бабуля вышла из фургона. Фигура в чёрном стояла тут же.
— Ты слышал нас, не так ли? — спросила старуха.
Не ответив, Ди просто взялся рукой за полы шляпы и потянул немного вниз.
— Я тут думала, что ты холодный как лёд, но потом ты идёшь и проявляешь внимательность — выходишь из тени под фургоном ко мне. Ты действительно беспокоишься о девушке?
— Что-то странное происходит с пустыней, — отрезал Ди.
Выражение лица Бабули изменилось.
— Что? — кратко спросила она в той самой манере.
— Я не знаю. Хотя что-то явно не так, я не уверен что это такое.
— Ты хочешь сказать, что мы должны выдвигаться, да?
Ди не ответил ей, и Бабуля вскоре тоже замолчала. Они пришли к этому выводу раньше. Пока они могли только ждать. Взгляд Ди сместился немного на восток.
— Что такое? — спросила Бабуля, ничего там не увидев.
— Я слышу швейную машину.
— Похоже, она, наконец, отвлеклась, — с кривой улыбкой сказала Бабуля. — Теперь всё, что мы должны сделать — это выйти из этой пустыни и убраться от тебя подальше.
— От меня?
— Я уверена, что ты не такой тупоголовый, чтобы не понять то, к чему я клоню. Ты опасный человек, не только для той девушки, но и для всех женщин. Разве никто тебе этого не говорил? Если нет, то это потому, что один взгляд на тебя — и им всем сносит крышу.
Старуха пристально смотрела в лицо Ди, ожидая какой-то реакции. Даже при солнечном свете, он выглядел красивым, как кристалл, который образовался где-то в темноте, и потом его высек Всемогущий Бог. Странное ощущение возникло в нижней части тела Бабули, от которого она задрожала. Восхваления современного мира ничего не значили для этого молодого человека. Только мёртвые и далёкие от материального мира могли отдать ему должное.
— В гостях хорошо, а дома лучше, — бесстрастно сказал Ди. — По крайней мере, это максима для путешественников на Фронтире. Но действительно ли для этого случая?
— Я не знаю, насколько это хорошо, но если у кого-то есть дом, для него всегда лучше возвращаться туда. Ты говоришь о девчонке, да? Ты пытаешься намекнуть мне, что я не должна приводить её домой?
— Есть ли скрытые, которые обосновались дома, после того как ты их привезла? — спросил Охотник.
— Откуда мне знать, — сказала Бабуля, отворачиваясь с негодованием. — Я только отвечаю за них, пока не доставлю домой. Но когда они уже дома, это будет проблема кого-то другого, понимаешь. Видишь ли, у меня правда нет возможности обеспечить их средствами к существованию.
— Я встретил одного однажды, — сказал Ди. Его слова с оттенком темноты растаяли на солнце.
Бабуля рассеянно взглянула в его красивое лицо. Необузданное любопытство и волнение окрасили её глаза. Она не могла себе представить, что этот молодой человек будет когда-либо обращать свои мысли к прошлому.
— Это было в деревне на юго-западном секторе Фронтира. По-видимому, всё население изгнало его из города. Этот мальчик лет восьми замерзал на берегу реки. Вскоре после того, как я услышал все подробности, он умер.
— Он, наверное, что-то натворил?
— Разве ты не понимаешь? — спросил Охотник.
— Нет, я не понимаю.
— Он ничего не сделал.
— Так что же? Почему они это сделали? — немного раздражённо спросила Бабуля.
— Мальчик был у Аристократов три месяца. Вот и всё. Врач проверил его. В нём не было ничего необычного. Он также мог ходить днём. И даже через полгода его родители не заметили никаких странных симптомов.
Бабуля была в недоумении.
— Тем не менее, одна женщина его подозревала, и она пошла к мэру и лидеру Комитета Бдительности, и пожаловалась им, что была укушена. Хотя они могли бы сразу сказать, что рана была сфальсифицирована, они истолковали это иначе.
— Они хотели избавиться от неприятности?
— В течение часа вся деревня ломилась в дверь дома мальчика. Его отец был убит, пытаясь остановить их, а дом был сожжён дотла.
— Как ужасно, — холодно сказала Бабуля, пожав плечами. Склонив голову набок, она добавила: — Но я немного удивлена, что мальчик на пороге смерти продержался так долго, чтобы рассказать тебе такую запутанную историю.
— Рассказ вёлся от лица его матери, которая была рядом с ним.
— Значит, он был там со своей мамой, которая заботилась о нём до самого конца? Ну, это же хорошо, правда?
