– Неизвестно, в этом ли дело, – возразил он.
– Доказать невозможно, – сказала Рохи, – но я уверена. А ты нет?
Он прилег на кровать, пристроил голову ей на бедро. Медицинский матрас зашипел, прогибаясь под его весом. Щекой Кит чувствовал тепло ее тела. И вспомнил: пока носила ребенка, она всегда была горячей, как печка, даже зимой. Какую прохладу ни установи в спальне, сбрасывала простыни. Кажется, это он вспомнил. Кажется, о ней. Но могло быть и чужое воспоминание. Пассажира с «Прайсса» или с другого корабля. Так трудно различить.
– Я так испугалась, когда услышала, что его отправили в больницу, – сказала Рохи. – Мне все время страшно.
– Знаю. Мне тоже.
– Ты не думал уступить? Мне все думается: это будет как превратиться в муравейник и никогда больше не бывать муравьем. Даже смерть тогда не страшна. Ее можно и не заметить.
– Я бы заметил.
– Не заметил бы, если бы сам там был.
– Я никогда не перестану думать о тебе, – сказал Кит. – И о нем. Этого ничто не изменит. Как бы далеко это ни зашло. Ничто не сотрет меня и не сотрет моей любви к вам.
Рохи тихонько вздохнула – вернее, просто выдохнула, но так, чтобы он слышал, – и пальцем стала поглаживать ему макушку, потому что оба они понимали, что он солгал.
Наоми висела у себя в каюте. В голове плясали мысли о работе. Подполье и при Сабе, когда она числилась лишь одной из многих помощников, было трудным и непослушным ребенком. После падения Лаконии, когда ей пришлось спасаться от бури, началась полная неразбериха. Тайные верфи в системе Лаконии так долго молчали, что она уже решила: они либо обнаружены, либо пострадали при катастрофе. Потом в списке сообщений появилось их послание: короткое небрежное извинение, а дальше – будто ничего особенного и не было. Одну из ячеек в системе Сол раскрыли и захватили, а шесть других начали контроперацию, не дожидаясь одобрения организации. На Калипсо Тео Аммундсен, бывший директор земного Лувра, подумывал создать учреждение для каталогизации и сбора артефактов чужой цивилизации. Доклады от него стали редкими и невнятными. Фразы вроде «Артефакт Сан-Исидоро проявляет активность – принимаем меры к изоляции» пугали, ничего толком не говоря.
Это была ее сеть, и стоило ей на день отвести взгляд, на час задержаться с ответом, дать волю местным лидерам, не подтвердить ценности координирующего центра, нити начинали рваться. У нее ничего не было, кроме имени и репутации – своей и Джима. Хлипкий рычаг, таким трудно сдвинуть людей, для которых подраненная Лакония означала не ответственность, а свободу.
Наоми подготовила сообщения всем, кому считала нужным: Грегору Шапиро на Ганимед – ему досталась большая часть работы по протоколу внелокальной связи; Эмилии Белл-Кават (чей доклад то ли задерживался на три недели против срока, то ли затерялся в пути) – Эмилия была тайным координатором системы Новая Греция, а еще специалистом по сверхорганизмам, не принадлежащим к классу насекомых; Качеле ал-Дину – он занимался прямой связью «мозг с мозгом», пока не ушел из медицины в кораблестроение. Они были ее последними соломинками, за них она и хваталась. Она все время чувствовала, что опаздывает, что не поспевает за событиями, и от этого почти готова была соблазниться «ульевым разумом» Дуарте. Свяжи он все человечество, она могла бы, просто задав вопрос, услышать ответ, общаться с теми, кто ей нужен, а не с…
– Слушай… – В дверях появился Джим. – Что такое случилось с Элви?
– То есть кроме чудесного явления божественного императора в ее лаборатории и столь же чудесного исчезновения?
Джим поразмыслил.
– Да, я имел в виду – кроме, но это и правда объясняет многие странности. Просто она как будто нервничает.
– Еще раз напоминаю о божественном императоре.
– Я имел в виду, особенно на наш счет. – Джим подтянулся в каюту. – Она собиралась пообедать на «Роси» – отменила. У меня такое чувство, что ей неуютно с Амосом.
– А ее ты не спрашивал?
– Вот видишь? Ты всегда дашь простой и полезный совет. Сам бы я до такого не додумался.
– Это точно.
Он закрепился на стене, через ее плечо заглянул в переговоры с подпольем.
