– Мистер Камал, – заговорил врач, указывая на двойную деревянную дверь, – прошу сюда.
– Что случилось? – спросил Кит.
Врач вместо ответа обратился к безопаснику:
– Большое вам спасибо.
Вежливая просьба удалиться. Кит чувствовал, что предстоит разговор наедине. Возможно, такова была политика компании. Или дело в чем-то другом.
Они прошли за дверь в коридоры клиники. Те оказались шире стандартных, две медицинские койки могли разъехаться, оставляя еще место для медиков рядом. Цветочный запах приемной сменился другим, более резким.
– Состояние вашего сына стабильное, – заговорил врач. – Из яслей сообщили о его странном поведении. Он на какое-то время полностью перестал реагировать.
– Не понимаю, – отозвался Кит.
– Полагаю, припадок того или иного рода. Предварительное обследование не выявило внутренних нарушений и опухолей. Это хорошо. Однако… у него наблюдается необычная активность островковой коры.
– Но он оправился?
– Сейчас чувствует себя хорошо, – сказал врач. – Мы за ним понаблюдаем, я проведу несколько анализов. Просто чтобы исключить все, что можно.
– Но он поправится. – Кит не спрашивал. Он утверждал, будто давал миру указания и ждал исполнения.
Врач остановился, а Кит сделал еще два шага и только потом обернулся. Лицо врача явственно выражало неловкость.
– Нам даны твердые указания от лаконского научного директората. Мы обязаны фиксировать и уведомлять Лаконию о любых отклонениях среди пассажиров и команды «Прайсса».
– Это из-за того, что с нами было?
– Систем больше тринадцати сотен. Лакония на Ньивстаде даже официального представителя не имеет, – сказал врач. – Если мой доклад доктору Очиде завалится за стол? Я, может, спохвачусь через много месяцев, а то и лет. Учитывая, кто ваш отец, я подумал, может…
Врач склонил голову. Виски у него были седые, в уголках глаз и губ лежали глубокие морщины. По возрасту он мог знать «Росинант» еще в те времена, когда не было Союза перевозчиков. Мог принадлежать к подпольному движению Наоми Нагаты.
– Спасибо вам, – сказал Кит.
Доктор успокоенно и успокоительно улыбнулся. Он провел Кита к стеклянной двери, настроенной на приватность – стекло было подернуто матовым инеем. Кит осторожно вошел. Негромко гудели и пощелкивали медицинские приборы – как ветер в кронах. Кровать была по росту взрослого, и Рохи лежала на ней, повернувшись на бок и уютно пристроив Бакари на груди. Мальчик закрыл глаза, а кулачком подпирал подбородок, будто глубоко задумался. Рохи тихонько напевно убаюкивала его колыбельной сказкой.
– Муравьед и говорит: «Конечно, мы с тобой друзья. Почему бы нам не дружить?» А умный малыш, очень похожий на Бакари, сказал: «Потому что ты ешь муравьев, а муравейник из них и сделан».
Кит устроился в ногах, коснулся ладонью ее лодыжки. Рохи, улыбнувшись ему, продолжала:
– «Ты сам много из чего сделан, – ответил Муравьед. – Ты из кожи, из волос, из глаз, из костей, из крови, из больших сильных мышц. Разве ты ненавидишь доктора, который берет у тебя кровь, чтобы ты не болел? Разве ненавидишь парикмахера, который отрезает кончики волос? Я люблю муравейник, потому что я им живу, а он меня любит, потому что я сохраняю ему здоровье – забираю тех муравьев, которые уже сносились. То, из чего ты сделан, – это еще не ты». И тогда малыш, очень похожий на Бакари, все понял. Тут и сказке конец.
Рохи умолкла. Бакари легко вздохнул и поглубже зарылся в постель. Выглядел он отлично. Совсем здоровым.
– Не знал этой сказки, – сказал Кит. – Откуда она?
– Эзоп?
– Непохоже.
– Может, я ее сама сочинила. Теперь разве разберешь?
«По-моему, это какой-то философ, – сказал голос у него в голове. – Не помню имени». Голос не принадлежал Киту. И был незнакомым, но Кит припомнил книгу – оранжевую, со сложным рисунком на обложке и тонкой качественной бумагой. Он этой книги не читал. Раньше такие переходы его беспокоили. Теперь он почти привык. «Принимай то, чего нельзя избежать». От кого он это слышал? От бабушки. Кит не знал своей бабушки. Комната пошла кругом, но совсем немножко.
– Представляешь, как это будет? – спросила Рохи. – Даже нам тяжело, а мы ведь себя знаем. Я – десятки лет я. А такому маленькому? Ты еще не разобрал, где кончается твое тело и начинается мир, а тут приходится разбираться… вот с этим.
