Что такое страх? Почему люди боятся темноты, резких звуков, выстрелов и тихого шороха шагов? Почему люди боятся людей? Да-да, именно людей. Вон прошел кто-то через площадь — на затылке шляпа, рука в кармане, взгляд голубой, пронзительный — кто это? Или шофер самосвала — разве Иванов его проверял? Что ж, парень как парень, даже водку пьет вместе со всеми... А может быть, он и есть тот самый, кого следует больше всего остерегаться?..
Сорок лет ходит инженер Иванов по земле, ставшей ему чужой, сорок лет пугается собственной тени. Сорок лет на запоре черное сердце. Сорок лет терпел, держал липкий страх на дне глубокого колодца. А тут вдруг прорвало сразу — аж мороз по коже: даже стены будто стали чужими.
Мохнатым зверем ворочается за синими окнами непогожая ночь. Сухие ветки стучат в стекла, царапаются в обитый железом подоконник. Уже за полночь. Галина безмятежно спит в своей комнате, а Иванов заперся в кабинете. Подперев голову, смотрит в зеркальные стекла книжного шкафа. Там, за аккуратными корешками непрочитанных книг топорщится несуразная толстая фигура в исподнем — под глазами мешки, волосы всклокочены, торчат во все стороны.
Ядовитый дым дешевого табака заполнил всю комнату, собрался бурыми клочьями под абажуром, тучами потянулся в приоткрытую форточку.
Бутылка звякнула о край стакана, задрожала в нервных тонких пальцах. Пить! А если и водка не отшибает смутного ощущения опасности?
Иванов даже застонал от отчаяния. Никто не мог такого предвидеть — глупо все получилось. Начнут-то, конечно, с него, с Иванова, а потом ко всем потянется ниточка. И прощай тогда счет в швейцарском банке, прощай сокровищница Улугбека!..
Старый идиот!.. Корелов прибежал к нему утром, чуть свет, забарабанил в окна. Джек вскинулся, бросился на калитку. «И какого дурака принесло в такую рань?» — с неудовольствием подумал Иванов. Еще со вчерашнего дня, после проводов Чернявского, он не выспался — только-только задремал. А тут тебе стук в окно.
— Кто там?
— Открой, Иван Андреевич, — беда! — быстрым шепотом проговорил за калиткой Корелов. Был он бледен. И без того худое лицо осунулось еще больше. Черная небритая щетина покрывала впалые щеки. Иванов поморщился — Корелов всегда вызывал в нем брезгливое чувство.
— Эк тебя угораздило, — сказал он неторопливо. — Колька-дурак, поди, опять чего натворил?..
Недалекий сын Корелова частенько попадал в милицию и вытрезвитель. А однажды попал под машину — хорошо еще, отделался переломом ноги, но ведь могло быть и хуже.
С чего волноваться Корелову — ясно: будет сейчас упрашивать сходить в отделение милиции, поручиться за своего недоросля. Дурак, мог бы придти и попозже — незачем подымать человека с постели.
Забегая вперед на узенькой дорожке, Корелов заискивающими глазами пытался заглянуть в лицо инженера.
— Да что ты, Дмитрий Дмитриевич, какая собака тебя укусила? — морщась, как от кислого, проговорил Иванов.
— Так ведь беда... Воистину беда, Иван Андреевич, — прошептал Корелов, вытирая рукавом слезящиеся глаза.
Иванов провел его на веранду, раздраженно ткнул рукой в плетеное кресло:
— Садись.
Корелов, полусогнувшись, продолжал стоять.
— Да садись ты! — повысил голос Иванов.
Корелов сел на краешек кресла, нетерпеливо поерзал, вытягивая гусиную — всю в пупырышках — тощую шею.
— Рассказывай! — Иванов закурил сигарету и поудобнее устроился в кресле напротив. Корелову сигареты он не предложил. Тот потянулся за кисетом, но рука с полпути вернулась, нервно заплясала на желтой клеенке стола.
— Вот так, значит, — сказал Корелов, не то с удивлением, не то со страхом следя за своими вздрагивающими пальцами.
Затем он еще раз повел испуганным взглядом по углам и вдруг выпалил разом, словно на духу:
— Погибли мы, Иван Андреевич, вот те крест, погибли. И все я виноват — один я, старый бестолковый пес... Ведь накрыли, с поличным накрыли, даже и сказать нечего. Сижу вот с вечера, жду — придут, постучат: «Милости просим, Дмитрий Дмитриевич». А как неохота, ай, как неохота в тюрьму-то... Ты вот, Иван Андреевич, в тюрьме не был, не знаешь, что такое тюрьма. А я знаю. Я, брат, от звонка до звонка...
