На небольшой площадке у дувала разгуливали два аиста, а под потолком легкого навеса, будто маленькие фонарики, висели стручки красного перца.
Гости сидели у арыка на широком темно-коричневом паласе. Посреди стоял большой поднос с фруктами. Седой мастер, степенно поглаживая бороду, потчевал:
— Угощайтесь, пожалуйста.
Старший лейтенант взял с подноса большой персик, разломил его на две половинки. С мякоти упали на палас янтарные капли.
— Не персики — мед...
Глядя на Карима, примостившегося напротив, Теплов вспоминал недавний разговор с Норматовым. Прошло два дня, а парень сильно изменился. Ходит настороженно, хмуро разглядывает окружающих. «Нужно бы поправить нового Шерлока Холмса, — подумал Теплов. — Как бы не наделал глупостей».
Между тем старик разложил возле себя тоненькие плитки весенней глазури. Неторопко, тихим голосом рассказывал он о древних мастерах, о памятниках, украшенных причудливой мозаикой, о том, как сам потратил много лет и знаний на разгадку тайны.
— Секрет изготовления глазури унес с собою великий мастер. В одной из народных легенд рассказывается, как погиб он от руки хромого Тимура...
...В ознаменование победоносного похода Тамерлана в Северную Индию старшая жена полководца Биби Ханым заложила грандиозную соборную мечеть. Дни и ночи кипела работа. И вот, когда строительство было уже в самом разгаре, главный уста[2] влюбился в Биби Ханым и приостановил работы. Он заявил, что работы не начнутся до тех пор, пока возлюбленная не разрешит ему поцеловать себя в щеку через ее ладонь. Девяносто дней и девяносто ночей не могла решиться Биби Ханым. На девяносто первый день она согласилась. Поцелуй оказался столь горячим, что Тамерлан, вернувшись из похода, увидел на лице любимой его след. Великий завоеватель разгневался, но гнева своего не показал. Он только вызвал к себе мастера и приказал ему построить под землей богатый мавзолей. Помню, дед мой говорил, что такой богатой усыпальницы не было на целом свете... Тогда же повелитель приказал великому уста изготовить из глыбы розового мрамора саркофаг, а из черного нефрита — намогильный камень и высечь на камне арабскими письменами рецепт чудесной глазури.
Когда все было готово, Тимур убил мастера и захоронил его в подземелье. В подземелье он велел снести также свои сокровища и знаменитую библиотеку, которую привез после военного похода в Малую Азию. Затем вход был замурован. Шли годы. Планом подземелья овладел внук великого хромца, Улугбек. Он пополнял библиотеку — так постепенно подземелье превратилось в одно из крупнейших книгохранилищ мира. Но Улугбек умер, и план подземелья исчез... Кто найдет теперь древние сокровища?!
Теплов взглянул на Карима — тот сидел на паласе, подобрав ноги, и сосредоточенно смотрел в темнеющий сад.
Старик продолжал:
— Семьдесят лет тому назад наш город посетили иностранцы. Они очень интересовались могилой мастера и сокровищницей Тимура. У них даже был какой-то план, но они не смогли найти подземелье...
Старик замолчал, провел рукой по седой бороде, улыбнулся, глядя, как старушка Амине суетится в саду у искрящегося тандыра. Она ловким движением распластала и округлила кусок теста, затем, перекинув с ладони на ладонь, погрузила его в огненное жерло печи. Там, пришлепнув тесто к горячей стенке, легко выхватила готовую, румяную лепешку.
— Хорошо бы отыскать намогильный камень, — сказал Карим, — тогда изготовили бы мы глазурь ничуть не хуже старинной. Правда, дедушка?
— Отыскать, говоришь? — старик покачал головой. — Слышал я от друзей-мастеров, что мазар тот глубоко под землей, а где — никто не знает.
Вдруг глаза его лукаво блеснули:
— Может быть, вы найдете, а? А почему бы вам не попытаться?!
Амине принесла на подносе два чайника и три пиалы. Положила горячую лепешку. Старик разлил чай, отхлебнул, причмокивая, пощелкал языком.
— Хороший чай готовит Амине! — похвалил он..
И снова продолжил свой неторопливый рассказ.
...Биби Ханым спешила со строительством. Вокруг грандиозного сооружения разрослось множество мелких мастерских, где днями и ночами кипела работа — готовился облицовочный материал для величественных куполов. Дымили хумдомы, обжигали кирпич и плитку... Стройка тогда напоминала муравейник. Полуголые рабы, изнывая от жары и копоти, работали, не зная ни сна, ни отдыха...
