только ворота, загроможденные стечением народа с его пожитками. „Воины среди
рынка, воины в ратуше, воины на стенахъ®, писал синдик. Боялись тайных козней со
стороны греческой веры. Каждого пугал слух, что Хмельницкий разослал 70 Козаков
по всей Польше для поджога городов...
Еще больший всполох произошел в Варшаве. Литовский канцлер записал в своем
дневнике о козаках, что, „когда бы их не приудержала Божия сила, то наверное могли
бы они пройти до самого Кракова и Варшавы без всякого отпора. Ибо такой страх
овладел всеми, что больше думали о бегстве, нежели о защите, и хотя подобное
бедствие постигло Королевство в 1620 году, когда гетманы были разбиты, один убит, а
другой взят в плен, однакож это произошло не в Королевстве и не без короля, пред
наступлением зимы и во время внутреннего спокойствия, а теперь—в 'самих
внутренностях Королевства, в самую весну, от вероломных подданных: ибо не только
козаки подняли бунт, но и все подданные наши на Руси пристали к ним, „и увеличили
козакам войско до 70.000, да и больше еще прибывало к ним русских хлопов, только
Хмельницкий отсылал их к покинутому плугу*.
Когда литовский канцлер записывал такие страхи в своем дневнике, канцлер
коронный получил от Жовковского-Глуха изо Львова следующее донесение:
„Только что прибежал из подъезда, ходившего к Дубну. Пишу, чтб видел. Его
милость пан Сенявский прибыл перед тем в Межибож в сермяге и длинной сорочке.
(Только в мужичьей
*) Шемберк был житель города Львова, как и комендант Кодацкой крепости,
которому козаки также отсекли руки.
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТИ, ПОЛЫНИ.
171
одежде мог он добраться до своих имений). Пан Яскульский (слуга Николая
Потоцкого) с ним. Должен (Сенявский) заплатить за себя 20.000 червонных злотых
Тогай-бею... Двоих (пленных) Татар отдали пану краковскому воеводе
(Любомирскому), третий в Острополе. Этот был в раде, когда козаки прощались с
Татарами и обещали платить им ежегодно дань, а Татары должны приходить по
уведомлению со всею ордою. Поэтому не пойдут в Крым, а тут отдыхают в Полях с
этой стороны Днепра в кутах (па budziakach). Другое условие: чтобы не брали (в ясыр)
людей греческой религии, а только Ляхов. В самом деле, стоя под Бердичевом, не взяли
ничего у пана киевского воеводы (Тишковича), который находится в Заславе, где
собирается наше войско, только всюду пьянствовали Татары позорно. Если кого из них
взяли (в плен), то очень пьяного: ибо у одного пана киевского воеводы (в имениях)
выпили 20 бочек вина. В Быстрике не взяли ни малейшей вещи; иногда тайно держали
Русина...Но когда Татары, отдохнув, возвратятся, то будут брать (ясыр) и бить
(негодных для яеыра)... Ихъ
120.000. Козаков стоит под Белой Церковью 30.000, и Хмельницкий велел всей
Украине быть наготове. Каждый хлоп или убил своего пана, или выгнал в одной
одежде с душою и детьми. Города переполнены ксендзами, шляхтою. Хмельницкий
разослал шпионов, чтобы доносили ему о наших приготовлениях, о числе нашего
войска в поле, и где будут его стягивать. Пан Радецкий схватил одного под Дубяом, а
другого под Константиновым. Все сказали тотчас, согласно с Татарами. В пятницу
одного посадили на кол в Константинове, а другой еще живъ*.
Сводя в одно все высказавшиеся в панском обществе мнения о Корсунской
катастрофе, историк останавливается на том, что высказал прибежавший домой в
сермяге и мужицкой сорочке потомок знаменитого исследователя Татарских Шляхов. У
его отца находился в плену Тогай-бей, и пан Сенявский не только возвратил ему
свободу, но еще дал в провожатые 60 всадников. Помня благодеяния, Татарин показал,
что и он не хуже Козаковъ— пиратов, которые по рассказу киевского Русича,
Песочинского, являя купцам Грекам opus misericordiae, захватывали у них деньги да
товары. Тогай-беево opus misericordiae состояло в том, что он за свободу молодого
Сенявского назначил 20.000 червонцев и отпустил его на честное слово. Но пленный
коронный великий гетман поручился за него. И однакож, Сенявский положительно
высказывался, что Потоцкий под Корсунем потерял бодрость духа. По
172
, .
словам Сеиявского, он окопался было на удобной позиции, имел в обозе шмуниции
