таких великих хозяев, какими были московские собиратели Русской Земли. Кроме того,
в Королевской Республике доступ к дигнитарствам, соединенным всегда с обильным
кормлением, имелитолько шляхтичи-землевладельцы; люди же, теснимые
можновладниками и заедателями шляхетского имущества —ксендзами да
католическими монахами,—по утрате земельной собственности, обращались к
исканию хлеба козацкого. У нас в России не только высшая и низшая старшина
козацкая вошла в состав привилегированного сословия, но даже два сына козелецкой
козачки Розумихи, очутясь, царскою волею, на высших ме стах, как и некоторые
простолюдины великорусские, были приняты древними сановитыми барами в родство
и дружбу. В Польше, как мы видели, знатная шляхта не хотела забыть, что музыкант и
поэт Фантони—итальянский мужичок, не смотря на то, что король сделал его своим
секретарем, а церковь католическая возвела в каноники. Там даже таких деятелей, как
Жовковский и Конецпольский, паны, наследовавшие „великия имена”, называли
людьми мелкими. Следствием „столь хорошо обдуманного государства” было то, что
40.000 Козаков Сагайдачного, этот „розовый венокъ” на головах победителей турецкого
Ксеркса, были заперты. в тесном пространстве Чигиринского, Корсунского и
черкасского староств, и не только не входили в состав государственных сословий, как и
торговые классы, но, за исключением 6.000 реестровпков, считались паи-
120
.
скими, или, что все равно, старостинскими подданными. Каковы бы ни были козаки
по своему разбойно-воровскому быту, но государство, обязанное им столько времени
славою побед и завоеваний, должно было бы позаботиться о них по крайней мере
настолько, чтоб они, в диком отчуждении своем, не терзали, как выражались паны,
„внутренностей" этого государства. Вместо того, им вечно не доплачивали скудного
жолду; вместо того, Полыпа обрекала на тесноту и убожество, даже тех реестровиков,
воспитанных в школе Конашевича, Сагайдачного, которые были способны орудовать
целыми армиями и, как Дмитрий Гуяя, совершали почти невероятные подвиги
военного искусства. В ваше время говорят это сами Поляки: нам остается только
повторять их признания.
Низойдя, волею законодательной шляхты, до уровня пренебрегаемых украинскими
лыцарямгь „хлеборобовъ" и „гречкосеевъ", козаки Сагайдачного (так величали их и по
смерти великого наездника) влияли на своих товарищей по убогому ничтожеству столь
же вредоносно для „доблестных Поляковъ" Оссолинского, как и наши голодные попы
да монахи, в виду пожирателей русских духовных хлебов. Это было тем опаснее для
Королевской Республики, что и между панскими мужиками было множество воинов,
которых руками паны „граничились" между собою, оборонялись от Крымских и
Буджацких Татар и, сверх того, хаживали с ними помогать Баторию, Сигизмунду и
Владиславу в их прославленных походах. Этим способом интересы козатчины мало-по-
малу сделались интересами громадной массы украинского населения, и в виду так
называемого народа Шляхетского явился даже в летописях и документах столь же
несообразно называемый народ Козацкий.
Очевидно, что Украина, при таком положении общественных дел, находилась в
постоянном, немом покамест, заговоре против государства, которому принадлежала, и
которому была обязана цветущею колонизацией своих ‘ пустынь; а так как Речь
Посполитая успокоить Козаков не хотела и, по своей тройственности, не могла, то
взрыв повсеместного бунта был только делом времени.
Гетман Конецпольский держал козачество в железных, но, по отношению к
реестровикам, справедливых руках, и заставлял его быть послушным. Будучи
доблестным воином, он умел ценить, как мы видели, воинственные доблести Козаков
даже и в то время, когда усмирял их бунты. Он их оборонял и от их собственных
демагогов, по нынешнему кулаков, и от наглых въ
121
пользовании своими правами шляхтичей. *) Он их награждал и землею и другими
„подарками на саблю“... „Но, зная ненадежную верность ихъ“ (привожу слова
Освецима, служившего в звании маршалка гетманского двора), „зная их завзятую
злость и обычную готовность к бунту, старательно наблюдал за их делами и
приватными поступками, дабы заблаговременно предупреждать возможность события.
