как на голрр повелительный и диктаторский (vocem imperiosam et dictatoriam). Тем не
менее подканцлер Лещинский, в 5 заседании (10 октября) предложил избрать
главнокомандующим князя Вишневецкого, но не в виде утверждения (non per
approbationem), а в виде просьбы к нему,.и к этому нрибавил, что, так как он утратил
почти все, то надобно ему помочь (ratowaж go potrzeba). В том же заседании и
мазовецкий воевода, Сташислав Варшицкий, советовал вверить войско тем, которое
счастливо служили доселе, именно воеводе русскому, князю Вишневецкому, и воеводе
киевскому, Тишковичу. Но правительствую • щая шляхта—выражусь по-малорусски—
якось пе дочувала.
К чести сеймовых панов надо сказать, что между ними было много таких, которьте
цешыш таланты князя Вишневецкого и требовали, чтобы хоругви коронного ополчении
стягивались к нему.
304
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЫИЩ.
Куявский бискуп, громоносный Гпевош, сделался теперь почитателем покойного
короля: на том основании, что Владислав с большими похвалами о воинских
достоинствах бслзского каштеляна, Андрея Фярлея, он советовал сделать его
товарищем Вшипевец* кого по гетманству.
Ио тут выступил на сцену единоверец наш, Адам Кисель, и запел усыпительную
пеешо свою, как будто для того, чтобы Хмельницкий подкрался к безголовым тианам
под самый бок с ножем, а Вишневецкий, вместо решительной победы над разбойником,
только дразнил его до бешенства. Не смутясь колкостями, которыми встретили его па
сейме за бегство из-под Пилявцев, Кисель сделал себя почти героем дня своими
уверениями, что бежал с полком своим последний. Тут начал он пугать панов
страшною силою Хмельницкого, в его соединении с Татарами. „Ни один монарх на
свете не может устоять против него* (говорил Свептольдич). „Мы потеряли все, он
приобрел все (Myњmy odpadli od wszystkiego, on przyszedи do wszystkiego). Когда
выстрелит сотня паших Немцев, они убыот одного. Когда выстрелит сотня Козаков, они
наверное попадут в 50 человек. Огнистый народ! Численность его велика: пам с ним пе
совладать. Легче было совладать, пока пе повторилась победа. Теперь на паши силы
нет больше надежды. Это такой тиран, которого надобно или терпеть, или прогнать,
или умолить" (три тезиса, напоминающие гибельный совет панского Нестора и Улисса
под Пилявцами). Приправляя польскую речь макаропизмамп, которые ввели в моду
среди Поляков иезуиты, Кисель формулировал свои новые тезисы так: „Kaїdy prawie
tyran aut esl implicite tollendus aut tolerandus; aut expugnandus, aut placandus". „Терпеть"
(продолжал он), „это дело невыносимое п для Речи Посполитой постыдное. Чтобы
прогнать неприятеля, на это нет сил у пас. А умилостивить его можно вот каким
образом. Надобно как можно поскорее выбрать такого человека, который бы разведал:
почему первая коммиссия была недействительна? а тут козаки познают короля,
которого всё-же боятся они, тогда как Речь Посполитую презирают и ставят ии во что.
Благоволите, господа, ведать, что для этих мужиков маестат Республики (majestat
Reipublicae) пе существует. А що воно Рич Посполита? говорят они. Мы й сами Рич
Посполита, але король, отб в нас панъ"!
Варшавский каштелян, человек, очевидно, умный, по по име« пи нам неизвестный,
внушал несчастным сеймовикам, что Ки-
.
305
селя скорее можно назвать шпионом Хмельницкого, нежели защитником отечества.
И в самом деле, без этого Русина, которого справедливо считали орудием кары
Господней, как и самого Хмельницкого, у Поляков оказалось еще столько здравого
смысла, чтобы в инструкции перед коронационным сеймом поставить себе три
спасительные пункта: 1) уплатить жолнеру заслуженный жолд; 2) разлучить язычников
с бунтовщиками; В) заключить с Москвой оборонительный союз.
Но „человек, посредством которого покарал их Pan Bog*, сделал эти меры не
действительными заблаговременно. Литовский канцлер говорит, что Кисель ненавидел
князя Вишневецкого. Он и должен был ненавидеть воина и патриота, в глазах которого
его таланты были глупостью, его миротворные подвиги—трусливостью; а ненавидя, он
всячески противодействовал фельдмаршальству того, кто его любовь к отечеству
лишил бы вожделенного памятника. Гетманская булава очутилась на время в руках, её