веры и против своих подданных, пропагандируя таким образом слух, что козаки воюют
за угнетение православных, а жить с ними в согласии и содержать их в своей милости.
В переводе на язык действительности, это значило, чтобы пастухи ладили с волками,
чтобы собственники были благосклонны к хищникам. -Мог ли козакующий мужик
мирно работать в пользу землевладельца и довольствоваться установленною долею
своего производства после того, когда все панское добро принадлежало ему от
Цыбулышка и Тясмина до Вислы и Западного Буга? Мог ли землевладелец содержать в
милости мужиков, которые, по донесению Кунакова, „у панских жон у беременных
брюха распарывали и многое ругательство делали“? Между тем не только кровавое
мщение, но даже взыскание за новые злодейства и неистовства, по затверженной
формуле козацкого бунта, неизбежно долженствовало явиться, в устах городской и
сельской голоты, ляшским наступлением на христианскую веру и панским свирепством
над подданными. Хмельницкий знал, что с обеих сторон поднимутся новые вопли, и
заблаговременно объявлял себя сторонником голоты. „А если, сохрани, Боже“, (писал
он) „кто' отбудь упрямый и злой задумает проливать христианскую кровь и
.
29.7
мучить убогих людей, то, как скоро весть об этом дойдет до нас,—виновный
нарушитель мира и спокойствия, восстановленного его королевскою милостью, доведет
Речь Посполитую до погибели
Увещательным универсалом к землевладельцам Хмельницкий давал окозаченпой
черни программу дальнейших действий. Она была изображена в этом универсале
безвинно страдающею, а БИЛЯХта;—фанатически свирепствующею. Война, в виде
разбоя, прекратилась только там, где пановал один мужик среди немых остатков
панских домов и хозяйственных построек. Гонимый низовым ветром, пожар дымился
только там, где уже нечему было гореть. Но край, не претерпевший еще полной руины,
продолжал пылать пламенем и обливаться кровью. Подобному тому как, во время
бедственного шествия Адама Киселя, с оливковой ветвию мира'к Хмельницкому,
свирепый хитрец делал вид, будто-бы даже не знает о готовности безгосударного
королевства к миру,—теперь он сочинил новый акт бесовской комедии перед
ноеопоставленньш им же самим королем, его бессмысленным оправдатедем. Повторив
над Белоруссией ИТаливаищииу, Хмельницкий жаловался на белорусских панов, что
они своими жестокостями не дают ему успокоить православный народ, унять
кровопролитие, примирить обоюдную вражду, и грозил Речи Посполитої! „погибелью".
После Поиска, Кобрина, Бреста, Быков, Попова Гора, Мозыр, Стародуб, Мглин пылали
один за другим под дыханием низового днепровского ветра, который запорожцы, играя
с человеческим сердцем зверски, называли тихим:
Ой из низу Днипра тиихий витер вие-повив&е,
Вийсько козкцьне запорозьке в похбд выступ&е.
Тилько Бог святый зи&е,
Що Хмелнитцький думае-гад&е.
Тихий ветер в дикой поэзии кобзарей был эмблемою подкрадыванья волка к его
добыче, или поджигателя к панскому добру. Не прекращающиеся пожары были
вестниками новых пожаров, пового человекоистрсблспия. В виду кояацкого
верноподданства, король не знал, па которую ногу ступить; по на которую бы пи
ступил оп, только погибель Речи Посполитой, заповеданная козацкнм гетманом, могла
кончить козацкие счеты с папами.
Тем не менее Ян Казимир должен был делать, чтЬ называется borme mine в игре,
для которой годился мепее каждого изъ
38
т. Ии.
298
.
своих руководителей,—и в инструкции на сеймики перед коронационным сеймом
разнеслись по государству звонкия слова сочинителя инструкции, Оссолинского,—что
всемогущий Бог делает королей наместниками своей власти; что новоизбранный
король приписывает свое возвышение, во первых, деснице Najwyїszego Рапа, а потомъ
—свободным и единодушным голосам избирателей, которые де оценили, как
благодеяния и заслуги его королевского дома, так п собственные его любовь отечеству,
труды и отважные подвиги.
Под отважными подвигами разумелось участие в походе под Смоленск. Король
Владислав сделал тогда вечно праздного брата командиром пехотного полка,
навербованного за деньги Речи Посполитий. Этот полк ограбил по пути пинское
староство князя Альбрехта Радивила, литовского канцлера. Радивил жаловался королю.
