несовместимо с его уверением, что козаки „помирают за старожитную греческую
веру*. Он думала как думали Поляки, что царь так и ухватится за его советъ—
поспешить наступлением „иа то государство, а мы де со всем Войском Запорожским
услужить вашей царской велеможности готовы есмя*.
Величавое молчание Алексея Михайловича, надобно думать, сделало на дерзкого
Хмеля такое впечатление, как молчание Сигизмунда III на Северишо Наливая. Мысль о
письме к московскому самодержцу, очевидно, пришла ему в голову только тогда, когда
он очутился на загадочном распутьи, точно сказочный удалец. С киг евскими
подвижниками, наметившими воссоединение Руси четверть столетия назад, не имел он
ничего общего: иначе — он бы от них узнал-, как следует величать московского
самодержца, для которого титул имел значение историческое и политическое: не
обратился бы к нему Хмель, точно к татарскому хану: „Наяснейший, вельможный и
преславпый царь Московской, а нам многомилостивый государь и добродей*.
Молчание царя раздражало его до такой степени, что, перехватывая письма к
пограничным воеводам царским из Украины, он перешел к Наливаевской крайности: от
29 июля написал к ним: „за вашу измену Бог вас погубитъ*, и подписался, по адресу
православного царя, Божиею милостию.
В Москве, между 'тем, не могли смотреть на козаков-днепровцев иначе, как
смотрели на них пограничные воеводы, из которых один доносил о них царю, от 7
июня, как о „новыхъ
286
.
безбожниках, которые на кровь христианскую саблю татарскую спровадили". Что
касается призвания царя на польский престол, то эта мысль, как мы видели, давно
существовала в шляхетских умах, и занимала их теперь весьма серьезно. Не все в Речи
Посдолитой вооружались против Оссолинского за его стремление превратить Польшу в
абсолютную монархию: преступный, по мнению одних, замысел был, по мнению
других, намерением благим. Это показывали самые толки о нем новгородсеверских
урядников, Понентовского и Красовского, о которых была речь выше. Надобно думать,
что польские баниты-инфамисты, составлявшие издавна кадры запорожской вольницы,
жаждали перемены правления, которая бы вернула им почетное положение и
освободила от козацкой гегемонии. Хмельницкий чуял, к чему клонятся события, и по-
неволе должен был идти за их течением. Оно привело его и под Замостье.
Теперь сила его над панами возросла до ужасающей степени, и еслибы то, что
писал он к „наяснейшсму, вельможному и преславному царю московскому" выражало
его искреннее желание, то никогда не было более удобного момента для осуществления
этого желания. Еще недавно, именно от 29 русского июля писал он к хотмыжскому
воеводе, Семену Волховскому, благодарственное письмо, за то, что Москва помогать
Ляхам не хочет, подзадоривал православных москвичей известием, будто бы Ляхи
„попов и духовных наших на колье сажаютъ", и выражал желание, „чтобы в таком
времени православный царь о том панстве (т. е. государстве) Польском могл
постаратися"... „Великий русский патриотъ" киевских мечтателей мог бы теперь
заставить панов предложить польскую корону Алексею Михайловичу, как ополяченные
Жовковские заставили бояр предложить Мономахову шапку Владиславу
Жигимоитовичу,— и русское воссоединение совершилось бы без кровопролитного
одоления противников его, Выговских, Юриев Хмельницких, Бруховецких,
Дорошенков, Мазеп... Но кровавый идол козакоманов до конца не знал, что делает и
что ему надобно делать, чтобы выбраться из омута вероломства, торжественных присяг
и всяческих предательств. Его несла кипучая волна событий, и он вечно боялся, как бы
она его не захлеснула. Доказательством служит, между прочим, и его пристрастие к
ворожбам и ворожеям, которое управляло им во время осады Львова и во время стоянья
под Замостьем.
Хмельницкий принадлежал к людям интеллигентным; но иезуитское воспитание на
тоии и стояло, чтобы взнуздывать самые бойкие
ОТПАДЕНИЕ Малороссии ОИ ПОЛЬШИ.
287
умы и сохранять над ними так или иначе власть. В случайной встрече козацкого
бунтовщика с ксендзом Мокрским, по всей вероятности, скрывалась разгадка вопроса:
что подавило и затмило ум его насчет царя, к которому могущественные события
