говорили вздыхая землевладельцы, и всячески старались умиротворить вооруженную
против них массу, о чем надобцо было позаботиться целым столетием раньше.
Настроение Шляхетского Народа, собравшагося со всей Польши в этот поход, было
„какое-то торжественное". Понеся столь внезапно тяжкия утраты в Диких Полях и под
Корсунем, потеряв так много в городах и селах от козако-татарского нашествия, паны
точно сговорились показать Козацкому Народу, будто бы онъ
т. и.
32
250
отнял у них сравнительно безделицу: чувство истинно польское, то самое чувство,
которое, при других обстоятельствах, было обнаружено хвастовством Оссолинского в
Риме.
В последние два царствования, паны так много поработали мечем внутри и вне
государства, так много уложили в сырую землю дорогих сердцу составной нации
.представителей её силы, её чести, её воинских и гражданских доблестей, что и самым
воинственным из них захотелось почить от блестящих и представляемых блестящими
дел своих,—хотелось им, насладясь добычей польского меча, насладиться и добычей
польского плуга. В истекшее десятилетие внутреннего и внешнего спокойствия,
подьскорусская колонизация сделала успехи громадные. Она так подняла и обеспечила
сельское хозяйство, что даже на самих окраинах, по соседству с татарскими кочевьями,
панские подданные „жили во всем изобильно, в хлебах, стадах, пасеках *. Тем
изобильнее во всех прихотях успокоенного от Козаков и Татар сельского быта жила
служилая и господствующая, низшая и высшая шляхта. Уже и в царствование
Сигизмунда III, Ян Замойский в законодательном собрании, Петр Скарга в церкви, а
Симон Старовольский в литературе—проповедывали об уменьшении излишеств в
пище, напитках, одежде, выездах, указывая на желание каждого пана выдвинуться
вперед выставностью, при невозможности нарушить сословное равенство титулами.
Блестящее победами и превозносимое выше всякой меры царствование Владислава
IV наделало в Шляхетском Народе тысячи королей по тщеславной пышности, а
благословения десятилетнего спокойствия вселили в нем убеждение в его
непобедимости и в неистощимости средств к роскошному существованию.
Выставность, роскошь, соединение множества клиентов и всевозможных слуг вокруг
щедрых и гостеприимных из рассчета и тщеславия патроновъ— казались панам силою
и в походе, как они были силою на сей• миках и сеймах. В этом-то трагикомическом
смысле представительница всех воеводств, крупная и мелкая шляхта, была построена в
своем походе, по словам самих Поляков, торжественно.
Совестно смеяться над несчастными; но Поляки и—что еще досаднее—-
ополяченные Малоруссы так нагло и так долго смеялись над всем русским и даже над
спасительною для нас русскою царственностью, что нельзя, без некоторого
самоуслаждения, изображать их общее беспутство. Впрочем, и новейшая литература
польская представляет нам описание тогдашнего безголовья Шляхетскаго
251
Народа в том смысле, какой заключается в словах пророка, оплакивавшего падение
Израиля: „Горьким моим смехом посмеюся".
„Шляхта" (разсказывает Поляк) „вступила в поход с такою пышностью, на какую
только могла собираться после многолетнего мира. Добыли паны из скарбовень
богатейшее оружие (а мы знаем, что у них бывали сабли ценою в 10.000 злотых),
оделись в рыси и соболи, забрали пурпурные, раззолоченные рыдваны и полные
дорогих одежд, серебра, золота, драгоценностей, обоев скарбовые возы, а было много
таких товарищей (рядовых шляхтичей), которые, для того, чтобы сравняться с другими,
продали последнее имущество. Так явилось под стенами Львова (на переходе из
Глинян под Пилявцы) 40.000 шляхты, снарядившейся как бы на сва * дебное
пиршество. Мигали в толпе протканные серебром шелки, бархаты, золотые пояса,
серебряные панцыри и шлемы; шумели на всадниках сокольи крылья, колыхались
брильянтовые кисти, а пышные кони, в позолоченной упряжи, в шелковых сетках,
выступали на серебряных подковах.
„Войско шло" (продолжает он) „в Украину, как бы на коронацию. Двести тысяч
слуг, в легком вооружении, сопровождало бесчисленные панские возы и кареты.
Хотели показать взбунтованным хлопам, что это идут паны; а шляхта говорила громко,
