достойный преемник изолганного .полудикою малорусскою письменностью Тараса
Трясила **), Перебийнос, и готовился выйти навстречу Князю Яреме, которого
шляхетное ополчение таяло по мере приближения к старому гнезду козатчины.
Вишневецкий очутился в положении крайне опасном. Отрезанный от Киевщины и
Волыни, он смотрел подозрительно на своих пограничных вассалов, на своих
испытанных дружинников, и должен был опасаться всего худшего. Не желая пасть в
бесславном бою, или сделаться жертвою козацкой тираннии, все еще страшный для
Перебийноса Князь Ярема отступил к своим Лубнам и стал готовиться к бегству в
другую Вишневетчину, колонизованную предками его,—на Горъгаь. Надобно было
сперва обеспечить от козацкой свирепости обожаемую любовницу-жену, красавицу
Гризельду, и тогда уже ринуться на бой с чудовищем неслыханного бунта, очертя
голову.
*) Си. Киевскую Старину 1887 года, январь, стр. 51.
**) Прозвище Трясйло дали Тарасу Федорбвичу (по фамилии шляхтичу) козаки,
распускавшие слух о своем торжестве над Конецпольским. Ложное предание о
Тарасовой Ночи, в которую будто-бы Тарас Ляхов за чуба потряс, дожило до нашего
времени, и пущен в ход новыми летописцами да кобзарями.
208
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ ИЮЛЬПП.
В Лубнах принесли ему письмо Хмельницкого. Истребитель панского войска
принял за правило, подобно коварному Ислам-Ги рею, рассылать во все стороны
миролюбивые письма, в которых не'Писался милостию Божиею, как в сношениях с
московскими воєводами: раболепствуя перед магнатами, смиренно называл он себя
старшим Запорожского Войска и хлопотал о помиловании, а между тем занимал под
козацкий прйсуд города, разорял панские имения, вооружал новые десятки тысяч черни
и вел войну такими варварскими средствами, что его называли Тамерланом.
Многие из магнатов поддались его хитрости, надеялись войти с униженным
ласкателем своим в компромисс, не принимали крайних мер к защите имений, и этим
убеждали чернь в своем бессилии: того и желал Хмельницкий, на то и рассчитывал. Он
хотел убаюкать и Вишневецкого; но тот, не показывая вида, что потерял надежду
устоять против Перебийноса, маскировал свое бегство военными приготовлениями и,
взявши с собой лишь несколько походных возов да 15 рукодайных слуг, оставил свое
заднепровское княжество, в которое не суждено уже было вернуться ни ему самому, ни
его потомкам. Он объехал обнятое бунтом Заднеприе московскими сакмами,
переправился на правый берег Днепра в Любече и отправил свою Гризельду с сыном
Михаилом, будущим польским королем, через Полесье, в Вшпивец. В Любаре
присоединилась к нему украинская шляхта, бежавшая из своих имений.
Описывая бегство Вишневецкого, известный уже нам Натан Ганновер дает понять,
почему Хмель и вообще козаки больше всего злились на коронного хорунжого,
Александра Конецпольского, и на русского воеводу, Иеремию Вишневецкого: тот и
другой вели сельско-хозяйственные промыслы с участием Жидов. Не принимали
козаки во внимание, что неспособность туземцев к торговле и промышленности искони
была причиною извлечения в нашу Русь иноземных выходцев, среди которых Жиды и
Армяне оставляли позади себя даже Немцев. Эти две народности внушали козакам
особенную к себе злобу, так что в изображениях Страшного Суда козацкие маляры на
свитке, исходящем из уст Судии судей, писали слова: „Жидй и Вирмёне! йдите в муку
вичну вид мёне“. Напротив хозяйственное жидолюбие Вишневецкого Натан Ганновер
изображает следующими словами:
„В это смутное время находился князь Вишневецкий,—да будет память о нем
благословенна!—-со своим войском там за
.
209
Днепром. Он чрезвычайно любил Жидов, отличался бесподобными военными
доблестями, но и он убежал со своим ополчением, по направл ению к Литве. С ним же
убежало около пяти тысяч домовладельцев Жидов с своими семействами.
Вишневецкий оказывал им бдительную охрану, пока не привел их к желанному месту,
например: когда бежавшим угрожала опасность сзади, он приказывал Жидам идти
впереди всех; если же чуяли опасность впереди, то Жидам велел идти за войском, дабы
оно служило им защитою*4.
т. и.
27
Глава XVI.
Геройский дух Шляхетского Народа в лице ополяченного Русича. —
