— Я его выполню, — продолжил хан, довольно улыбаясь. — Но про срок, когда я тебя выпущу, я ничего не обещал. Теперь и до него очередь дошла. Ты будешь свободен через тридцать лет. Так я сказал. Пока же, когда повелю, читать будешь, а то вдруг у меня сызнова что-нибудь заболит.
Худо Пятаку стало, ой как худо. Поманил поганый, посулил волю, а ее, оказывается, тридцать лет еще ждать. Это же насмешка одна, а не воля. Но себя он сдержал, только зубами скрипнул, да желваки на скулах выступили от злости.
«Погоди, тварь, ужо придет срок, сочтемся», — подумал.
Вслух же смиренно вопросил:
— А что нужно сделать, чтобы ждать помене?
— Ежели доведется от раны тяжкой помирать, а твои заклятия сызнова меня спасут, — перевел толмач, — срок твой на пять лет скощу, а может, и на все десять. Отпущу и за выкуп хороший. Ты умный, крепкий, грамотный. За тебя меньше ста гривен просить негоже. Есть кому столько заплатить?
— Один я, — развел руками Пятак. — Как перст один.
— А пятьдесят?
— Сказано же, что один. Так что ни пятидесяти гривен, ни даже одной за меня никто не даст.
— Плохо. Тогда жди тридцать лет, — благодушно махнул рукой хан, давая понять, что он все сказал.
Пятак один раз пытался бежать — не вышло. Поймали и долго били. Совсем забить Юрий Кончакович не дозволил. Как чувствовал, что пригодится еще ему этот воин.
Следующий свой побег Пятак стал более тщательно готовить, чтобы уж точно все получилось. Хотел было осенью прошлой деру задать, когда хан под Ряжск пришел, — сорвалось в последний момент. Слишком рано Кончакович обратно в степь подался. Не успел Пятак. Одно хорошо — слуга-толмач под стенами города погиб. На его место хан Пятака назначил.
Ныне не то. Ныне грамотка эта Юрия Кончаковича на хорошую цепь посадила. Крепкую. Прочнее железа эта цепь, потому как из злата-серебра она выкована. Жадный степняк теперь никуда из-под Ряжска не уйдет, пока град не возьмет. Стало быть, время у него еще есть. Сидел Пятак в раздумье, гадая, какой же момент поудобнее выбрать, чтоб ноги унести.
— Иди поговори с воином пленным, — толкнул его кто-то бесцеремонно в бок.
Оглянулся, голову поднял — сам хан перед ним стоит.
— Иди, — повторил еще раз Юрий Кончакович. — Сейчас тебя бить станут. Не бойся. Легко побьют, только чтоб кровь была видна. Потом к нему кинут в юрту. Скажешь, бежать хотел, но поймали. Скажи, все равно убежишь. Ему предложи вместе бежать, а сам выведай, что еще он своему князю на словах поведать должен был. Выведаешь, срок сокращу.
— На сколь же лет? — нагло спросил Пятак, памятуя, как его один раз лихо надули.
Рисковал, конечно, маленько. Но чего ему терять, когда впереди еще двадцать семь лет половецкой неволи? Юрий Кончакович нахмурился.
Дерзит русич и кому? Самому хану. Такое прощать никак нельзя. Такое карать надо, чтоб впредь никому не повадно было. По сторонам оглянулся — рядом никого. Ладно, если и впрямь что дельное выведает, тогда и простить можно. Твое счастье. Сам ты не ведаешь, как ныне нужен.
— Может, и половину сниму, — подумав немного, добавил. — А может, и сразу отпущу. Смотря что он тебе скажет.
Гонец-неудачник только постанывал легонько, когда к нему Пятака избитого кинули. Первый час молчал, ни слова не говоря. Лишь когда тот ему ожоги на ступнях пеплом присыпал, да свою рубаху разодрав на полосы, забинтовал, поблагодарил слабым голосом и поинтересовался, кто он да откуда здесь. Пятак все честно рассказал. Только об одном умолчал. Клял себя в душе, но молчал, что Иуда он самый распоследний. Уж больно крепко волей его хан поманил. Предложил гонцу вместе бежать, как Юрий Кончакович и повелел. Тот, Родей — Родионом назвавшись, поначалу, о побеге услыхав, оживился. Потом же, когда узнал, что пешими уходить надо, только усмехнулся горько, а вместо ответа, от боли морщась, ноги свои перевязанные кверху задрал.
— Куда мне с такими культяпками бежать? — спросил. — Я на них и шагу не сделаю.
— Ты прости, паря, но я на себе тебя не доволоку. Вон ты какой здоровый, хошь и молодой, — честно сказал Пятак. — Тут ползти быстро надо, иначе оба попадемся. Тогда, делать нечего, я один уйду. Ежели кому что передать надобно — скажи. Волю твою свято исполню.