Вообще-то они тут как раз по делу: Николай – директор рекламного агентства, и даже почти владелец. Хотя образование не очень рекламное: за плечами петербургский метеорологический институт и неловкая попытка остаться на кафедре, защититься. Чуть с голоду не умер с этой диссертацией… Хорошо, что отец на крутой должности в банке, помог замутить небольшой бизнес. Мишу Николай взял на работу полгода назад, это друг детства, пухлый пройдоха, проныра, социализация – двести процентов, без мыла пролезет в любое отверстие. Незаменимый, гад. В Коктебель приехали, чтобы снять клип. Конечно, никакой не фильм, обычная реклама банка: с нашими кредитами вы летаете, без наших кредитов вы в пролёте. Красивое синее небо, красивая девушка летит, волосы развеваются, улыбочка, счастье. Лохи ведутся, берут кредиты. Сформулировав для себя задачу, Николай попытался объяснить Наде, что от неё требуется. Она обещала, что всё будет исключительно-замечательно, потому что ветер дует с юга. Такой, как надо, лучше не придумаешь. Воздушный поток с моря разгоняется над горячим побережьем, несколько километров тратит на прогрев. А потом натыкается на трёхсотметровую стену Узун-Сырта и взлетает к небесам, поднимая сотни чудаков, вообразивших себя птицами.
– Нам крупно повезло! Такой ветер бывает раз в году, – радовалась Надя.
– Конечно, это я наколдовал. Покажи нам класс! Сейчас сделаем кучу гениальных кадров. Ты станешь звездой, точно. – Миша изо всех сил развешивал лапшу, придерживая девушку за талию. Не то чтоб дорога ухабистая была, скорее для того, чтоб не сбежала… Надя посмеивалась, хотя не особо верила. Просто радовалась хорошему ветру и весёлым парням с крутой видеотехникой.
На горе Миша наконец-то замолчал, занялся камерой. А девушка распаковала свой баул. Оказалось, что она и в самом деле умеет управляться с этой братоубийственной штуковиной. Пять минут – и парашютное крыло надулось, поднялось, девушка махнула ручкой, толкнулась ножкой и воспарила. О, южный ветер! Он поднимает вверх и держит ровно-ровно, можно парить, улыбаться, растворяться в синем-синем, без облачка, небе. Красотища.
Сразу же получились хорошие кадры. Иначе и быть не могло: девушка стройная, погода лётная, оператор трезв и слегка влюблён в модель. Камеру переставляли так и эдак: искали точку по солнцу, потом против солнца, на всякий случай. Потом отошли вбок, сняли крупный план. Потом панораму окрестностей. Потом Надю на земле, распутывающую стропы. Потом Надю без всех этих ремней на плечах, с расстёгнутой верхней пуговкой рубашки.
Небо было забито летунами: семь километров Узун-Сырта запросто вмещают добрую тысячу этих психов. К обеду ветер стал меняться, задёргался, занервничал, небо заволокло тонкими перистыми облаками. По гребню горы проехалась «Нива» с мигалкой на крыше, из окна которой кричали в мегафон, предупреждали, что восходящие потоки сегодня очень сильные, неопытным лучше не рисковать, подождать. Но у Нади только глаза разгорелись. Она фыркнула и собралась показать пару трюков.
И трюки-то были уже ни к чему! Всё, что нужно, сняли, вхолостую любовались пилотажем, в котором ничего не смыслили, направив на Надю выключенную камеру. Она взмывала в слепящую высь, кружилась, проносилась над камерой, ныряла вниз, под гору, и снова поднималась, поймав «термик» – локальный поток воздуха, восходящий к небесам.
Народу летало порядочно, в основном парни. А на земле оставались болельщицы, и среди них были очень даже интересные тётки. Многие загорали… Глаза, понятно, разбегались в разные стороны. Никто не заметил, как всё началось. Услышали, что Николай кричит: «Стой, стой!» По крику поняли, что это не просто обмен любезностями. И в самом деле – красный параплан несло под гору. Он стал центром странного водоворота. Надю раскручивало, как на аттракционе в парке, разматывало всё быстрее. Она вроде бы что-то кричала, но недолго. Слишком сильно её вращало.
Параплан стал похож на пропеллер. Шансов у девушки не было: заденет землю – переломает все кости. Уйдёт вверх – проклятое крыло всё равно сложится. После такой центрифуги никакой Юрий Гагарин не сообразит, где верх, где низ. Обмотает её стропами, и опять же – шмякнется со стометровой высоты. Жуть.
