Утром, когда «Мирный» подошёл к разветвлению Светлой, Данко скомандовал:
— Прямо!
До этого — и вчера, и позавчера — он приказывал сворачивать налево или вправо — в один из протоков, а тут приказал: «Прямо!» Звеньевой любит, чтобы каждый раз что-нибудь было по-новому.
Через минуту «Мирный» уткнулся в берег мыса Песчаного.
Небольшие волны, подпирая друг друга, взбегали на пологий берег, задерживались на нём мгновение и, вдруг обессилев, медленно сползали обратно, шурша песком. А навстречу им к берегу катились одна за другой новые, такие же игривые и беззаботные.
Песок у берега был тёмный от влаги, а дальше — светло-жёлтый. Он расстилался широкой чуть бугристой полосой, сверкающей бесчисленными солнечными искрами. Эта полоса упиралась в холм, по краю которого, среди высоких и густых трав, росла черёмуха, а дальше тянулся березняк с тёмными вкраплинами сосны.
От этого мыса было хорошо видно, как понижался остров слева направо, в южную сторону, — словно гигантский корабль, получивший пробоину, грузно осел на правый борт, замер так и вот стоит уже тысячи лет, зарастая мхом, лесом. Слева, словно круча неведомого берега, нависла громада горы Таёжной, а вдали, уплывая в белесо-голубую дымку далей, раскатились волны Уральского хребта…
Данко с Юрой в этот день должны были наносить на план береговую линию правого протока.
— Сбор у залива Лазарева по свистку! — крикнул звеньевой вдогонку товарищам. — Юра, готовь инструмент.
Инструмент — это планшетка, визирная линейка, карандаш для нанесения плана, компас для точной ориентировки и длинный шест для измерения глубины реки. Нужны бы ещё часы — они необходимы при определении быстроты течения. Но часов нет, а вместо них есть счёт по секундам: раз-и, два-и, три-и…
Наносить на план береговую линию трудно: она извилиста, и нужно быть точным, терпеливым и не бояться кропотливой работы. Данко далеко не всегда терпелив, но именно поэтому он выбрал для себя такой труд. Последнее время он вообще старался делать то, что потруднее. Если хочешь стать капитаном дальнего плавания, надо тренировать и закалять волю, привыкая к трудностям, заранее.
Юру он взял к себе в пару не случайно. Не только потому, что Юра — его друг. Очень важно было, что Юра — величайший аккуратист. Если работаешь с ним, можно быть спокойным, что в расчётах не будет ни одной ошибки. А ведь план острова они составляли не для себя — для всех; тут обязательно надо быть уверенным, что в плане, действительно, нет ни одной ошибки.
Работу они начали так. Встав у крайней точки мыса Песчаного, расстояние до которого от «базы экспедиции» было промерено ещё вчера, Данко нанёс на план береговую линию до первого изгиба реки. Юра тем временем шагал уже туда, отсчитывая метры. Данко, подойдя к нему, нацелился визирной линейкой на следующий изгиб берега. Юра немедленно двинулся дальше.
Так они прошли вдоль берега около ста метров, потом вернулись и забрались в лодку. Данко грёб, а Юра, устроившись на корме, измерял глубину реки посредине.
Чтобы установить быстроту течения, они через каждые сто метров бросали в воду ветку и считали, за сколько секунд она проплывёт определённое расстояние.
Такая работа выпала Юре и Данко.
Попутно они наносили на план топографические значки, которыми обозначали то, что им попадалось на пути, — кустарник, лес, песок, болото, луг…
Они почти не разговаривали. Разговаривать было некогда. Работа, хотя и по-разному, увлекла обоих.
Когда Данко, прищурив свои зоркие серые глаза, нацеливался по визиру на береговой изгиб, он был полон лёгкого мечтательного вдохновения. За чертой знакомого леса чудились ему далёкие, ещё никем не исследованные берега, и ласковый шорох волн звучал суровой музыкой морского прибоя. Данко не замечал, как невольно пружинятся мускулистые ноги, не чувствовал, как сжимается рот, не смахивал с высокого лба беспокойную прядь волос, — он весь был поглощён своим делом и весь устремлён вперёд. Едва наметив на плане линию, он уже шагал к намеченному месту и с шага переходил на бег, нетерпеливый и стремительный.
