Все двинулись по лесу. Пройдя несколько шагов, Данко закричал: «Стойте, тише!» и припал ухом к сырой замшелой земле. Сначала он слышал только сопение ребят, шелест листвы и ещё какой-то неясный шум, потом до слуха его явственно донеслось приглушённое взбулькивание воды. Рядом припал к земле Сеня.
— Журчит! — радостно закричал он. — Ребята, журчит!
— Ну теперь-то, понятно, что журчит, — отозвался Саша. — Нет чтобы раньше догадаться!
Мысленно продолжив линию течения ручья, они скорым шагом двинулись вперёд. Шли, а ручья всё не было. Впереди уже заблестела вода Светлой у мыса Песчаного.
— Он, наверное, под землёй вот так… — И Юра рукой показал как — змейкой. — Надо рассыпаться цепью.
Они рассыпались цепью и пошли в обратном направлении.
— Ура! Нашё-ол! — заорал Саша через некоторое время.
Все бросились к нему.
Устремившись по островному склону вниз, ручей мчал свои лёгкие светлые воды меж зелёных кустов и вдруг проваливался в землю. Он стекал туда через край довольно широкого отверстия в камнях.
Разведчики сгрудились вокруг. Звеньевой лёг на землю и заглянул вглубь.
— Там, должно быть, пещера, — сказал он и приготовился спуститься.
— Осторожнее, Данко. — Юра придвинулся ближе.
Данко спустил ноги вниз и стал шарить ими. Ноги касались дна, и тёплая вода ручья обмывала их. Ухватившись руками за край отверстия, звеньевой сунул ноги вперёд по течению ручья. Повернувшись вниз животом, он упёрся руками в дно и огляделся. Неровный узкий ход тянулся под землёй, и по нему всё так же легко и весело струилась вода, исчезая где-то во тьме. Оттуда веяло холодом и плесенью. Данко стал пятиться на четвереньках — и раза два ударился спиной о камни. Ход становился всё уже и постепенно сворачивал вправо. Дальше продвигаться было невозможно. Тогда Данко пополз обратно, теперь уже лицом вперёд. Яркий свет ударил в глаза…
Следом за Данко все поочерёдно залезали в чёрное каменное отверстие и выбирались оттуда мокрые и грязные.
— Вот теперь понятно, почему в источнике вода горячая, а там, дальше, холодная, — сказал звеньевой. — Под землёй-то она быстрее остывает.
— А воду мы наберём в пузырёк, — подумал вслух Юра, — и увезём в город на исследование. Да?
И все немного помолчали, представляя себе, как в лаборатории скажут: «А знаете, эти ребята сделали замечательное открытие. Это очень редкая целебная вода»… Или что-нибудь в этом роде.
А почему бы и нет? Вполне может быть такое.
— Вот лагерь тут построят, и у нас будет свой источник. Как в Кисловодске. Удивительно. Да?
Тут Сеня стал беспокойно оглядываться по сторонам, словно выискивая что-то и, наконец, озабоченно спросил:
— А как же мы теперь его на план наносить будем, если он под землёй и его не видно?
Ну, если этот вопрос так озаботил Сеню, значит, планом острова он увлёкся всерьёз! Саша подмигнул товарищам и снизу вверх провёл пальцем по собственному носу.
— Раньше батьки с вопросами не лезь, — сказал он. — Специальный знак есть — пунктир. Означает: река идёт под землёй. Ясненько?
— Верно? — обрадовался Сеня. — Ну, тогда всё в порядке.
— В полном! — подхватил звеньевой. — Даёшь по этому случаю обед.
И, заложив четыре пальца в рот, он лихо, громко засвистел. Это был сигнал к сбору на обед, которого ждали, наверное, и Петя с Ваней, бродившие где-то по северному краю острова.
Как поссорились Петя с Ваней
Собственно, ссора началась ещё днём. Петя увидел в кустах горихвостку и, сунув компас в карман, бросился в кусты.
Промолчи Ваня, Петя бы, наверное, вернулся скоро. Но Ваня заворчал:
— Слушай, нам с тобой не за птицами бегать поручили, а снимать план острова.
Петя огрызнулся:
— Это вы с Данко сами себе поручили, а я не поручал. Я бы на Медвежьем только птицами и занимался.
— Затвердил: «Медвежий» да «Медвежий»! Постановили: Скалистый — значит, Скалистый.
— Ну и занимайтесь своим Скалистым! — Петя засвистал, потом начал подкрадываться к перелетавшей с ветки на ветку горихвостке.
Прошло, наверное, полчаса, а то и больше, прежде чем он вернулся к Ване, и они вновь принялись за промеры. Петя попытался разговаривать, как будто ничего особенного не произошло. Ваня возмущённо сопел, но молчал. Он молчал упорно, долго и вдруг за обедом, сидя уже в кругу звена, сказал:
