В тот кровавый день, когда Дагоберт IX прибыл на Неотрантор, ему исполнилось 25 лет. Его ум и достоинство, с которым он держался, не позволяли так скоро забыть о былом величии, славе и мощи старой Империи. Но иная судьба была уготована его сыну, который когда-нибудь мог стать Дагобертом X, потому что родился здесь, на Неотранторе. Двадцать миров — это все, что он знал.
Открытый воздушный аэромобиль Джорджа Комасона был самым удобным способом передвижения на всем Неотранторе и считался таковым по праву. И дело заключалось не только в том, что Комасон являлся самым крупным землевладельцем на Неотранторе. Главное было в другом: в прежние времена Комасона считали компаньоном и злым гением молодого принца, которого средних лет император держал в ежовых рукавицах. Но и сейчас он оставался компаньоном и злым гением средних лет принца, который ненавидел и боялся старого императора.
Итак, Джордж Комасон в воздушном аэромобиле, который благодаря своей жемчужной отделке и золотому орнаменту не нуждался ни в каких других знаках отличия, обследовал земли, принадлежавшие ему. Его собственностью были также тяжелые трактора и комбайны, наладчики машин и фермеры, здесь проживавшие. И глядя на все это глазами собственника, он осторожно думал о своих проблемах.
Рядом с ним сгорбленный шофер мягко вел машину в воздушных течениях и улыбался. Джордж Комасон сказал солнцу, ветру и небу:
— Ты помнишь, что я говорил тебе, Инчии?
Пряди седых волос Инчии слегка трепал ветерок. Его беззубая улыбка стала еще шире, тонкие губы раздвинулись, а вертикальные морщинки на щеках углубились, как будто он сам от себя прятал свои мысли. Его голос был едва слышен:
— Я помню, сэр, и я думал…
— И что же ты надумал, Инчии?
Вопрос этот был задан нетерпеливым тоном. Инчии вспомнил себя молодым и красивым дворянином на старом Транторе. А сейчас он был дряхлым ничтожеством на Неотранторе, жившим милостями сквайра Джорджа Комасона, за которые приходилось платить.
— Хорошо бы иметь для себя, — вновь прошептал он, — посетителей с Основания. В особенности, сэр, когда они прибывают в одном-единственном звездолете и почти без команды. Конечно, это можно только приветствовать.
— Приветствовать? — угрюмо спросил Комасон. — Может быть. Но, говорят, эти люди — волшебники и имеют большую власть.
— Тьфу! — прошептал Инчии. — Туман расстояний преувеличивает истину. Основание — самый обычный мир. Его граждане — самые обычные люди. Если их убить — они умрут.
Инчии вел корабль строго по курсу. Далеко внизу, извиваясь, сверкала река. Он прошептал:
— И разве они сами не говорили о каком-то человеке, который взбудоражил всю периферию?
Комасон внезапно стал подозрителен.
— Что ты знаешь об этом?
На лице шофера не было улыбки.
— Ничего, сэр. Это был глупый вопрос.
Сквайр недолго колебался, с жесткой прямотой он сказал:
— Ты никогда не задаешь глупых вопросов, а твои методы получения информации еще засунут твою голову в петлю. Но я скажу тебе, как зовут того человека — его зовут Мул! И подданный Мула был всего несколько недель назад по делу. Я ожидаю сейчас еще одного, чтобы завершить начатое.
— А эти самые, которые прилетели сейчас, может быть, это те, кого вы ждете?
— Они не рассказали того, что могли рассказать.
— Но было доложено, что Основание захвачено.
— Я тебе этого не говорил
— Было доложено, — спокойно продолжал Инчии, — а если это так, тогда они могут быть беглецами, которые ищут убежища, и их можно задержать до тех пор, пока не прибудут люди Мула, в знак нашей дружбы с ним.
— Да? — Комасон был неуверен.
— И, сэр, так как хорошо известно, что друг победителя — его последняя жертва, то хорошо было бы иметь этих людей просто для самозащиты. Потому что существует такая вещь, как психическая проба, а в нашем распоряжении четыре мозга Основания. Об Основании многое следует знать, и еще больше — о Муле. Тогда дружба Мула не особенно много будет для нас значить.
Комасон в тиши верхних слоев воздуха вернулся к своей первоначальной мысли.
— Но если Основание не пало. Если все эти докладные — ложь? Говорили, что предсказывалась победа Основания?
