Он выпрямился. Его голос приобрел силу. На мгновение в глазах зажглись огоньки. Затем он моргнул и совсем мягко сказал:
— Но Гилмер умер… теперь я вспомнил… Да, Гилмер умер. Трантор умер!.. Ненадолго, но… Откуда, говорите, вы прибыли?
— Это действительно император? — прошептал Магнифико на ухо Бейте. — Я всегда думал, что императоры величественнее и мудрее обычных людей.
Бейта сделала ему знак, чтобы он молчал. Она сказала:
— Если только ваше императорское величество подпишет приказ, позволяющий нам отправиться на Трантор, это очень поможет делу.
— Трантор? — выражение лица императора было недоумевающим.
— Сир, наместник Анакреона, от чьего имени мы говорим, шлет весть, что Гилмер еще жив…
— Жив! Жив! — загрохотал Дагоберт. — Где? Это война!
— Ваше императорское величество, это еще неизвестно. Наместник послал нас уведомить Вас о том, что только на Транторе мы найдем его потайное место. А когда мы его обнаружим…
— Да, да… его надо обнаружить.
Старый император подбежал к стене и дотронулся до фотоячейки дрожащей рукой. После непродолжительной паузы он прошептал:
— Мои слуги не идут. Я не могу ждать их.
Он что-то написал на чистом листе и расписался цветистой буквой «Д».
— Гилмер еще узнает силу своего императора, — сказал он. — Откуда, говорите, вы прилетели? Анакреон? Какие там условия? Имя императора могущественно?
Бейта взяла бумагу из его слабых пальцев.
— Ваше императорское величество очень любим народом. Ваша любовь к нему тоже хорошо известна.
— Мне надо посетить моих добрых подданных на Анакреоне. Но мой доктор говорит… Я не помню, что он говорит, но…
Он поднял голову, и в его старых светлых глазах неожиданно появились проблески мысли.
— Вы что-то говорили о Гилмере?
— Нет, ваше императорское величество.
— Он не продвинется дальше. Возвращайтесь и передайте это своему народу. Трантор продержится. Мой отец сейчас командует флотом, а проклятый Гилмер так и замерзнет в космосе.
Он попятился и уселся в свое вращающееся кресло, и лицо его приняло отсутствующее выражение.
— Что я говорил?
Торан поднялся и низко поклонился.
— Ваше императорское величество были так добры к нам, но время, отведенное на аудиенцию, уже кончилось.
На какое-то мгновение Дагоберт IX действительно стал похож на императора, когда поднялся с кресла, расправил плечи, а его посетители один за другим попятились к выходу.
А за дверью двадцать вооруженных людей ожидали их, образовав круг. Блеснул парализующий пистолет…
К Бейте сознание возвращалось медленно, но без обычного в таких случаях вопроса: «Где я?». Бейта в последнее время ничему почти не удивлялась. Она ясно помнила странного старика, называвшего себя императором, и людей, которые их поджидали за дверью. По покалыванию в пальцах она поняла, что был применен парализующий пистолет. Бейта продолжала держать свои глаза закрытыми и с болезненным вниманием прислушивалась к голосам.
Говорили двое. Один — медленно и осторожно, причем под внешней мягкостью чувствовалась жесткость и твердость. Другой голос был хриплым и тяжелым, иногда срывающимся на крик. Бейте не понравился никакой.
В разговоре преобладал тяжелый голос.
Бейта расслышала последние слова:
— Он будет жить вечно, старый безумец. Это раздражает меня. Это мне неприятно, Комасон, так как я тоже становлюсь стар.
— Ваше величество, давайте решим, какую пользу могут принести нам эти люди. Может получиться, что у нас появятся другие источники власти, чем те, которые вам даст смерть отца.
Тяжелый голос умолк, уступив место свистящему шепоту.
Бейта услышала только одно слово: «… девушка…».
И вдруг громкий голос зазвучал дружески, слегка покровительственно:
— Дагоберт, ты не стареешь. Лжет тот, кто говорит, что ты не двадцатилетний юноша.
Они засмеялись оба, и у Бейты кровь заледенела в жилах. «Дагоберт… Ваше величество…» — Бейта постепенно начала догадываться, о чем шептались эти двое, она стала припоминать, что император говорил о своем упрямом сыне…
Но ведь такое просто не могло случиться в настоящей жизни. Такое возможно только в дешевых романах…
Она услышала голос Торана, ругавшегося и проклинавшего все на свете, и открыла глаза. Торан смотрел на нее, испытывая явное облегчение. Он свирепо заговорил:
