- Для баенки утомлена, - промолвила Евфимия. - До трапезы схожу в ближайший храм. Потщусь просить Владычицу о помощи.
- К Косьме и Домиану, - подсказал Володя. - Тут, у ворот. Сопроводить?
Княгиня покачала головой:
- Видела. Дойду одна.
Выйдя из дома, подставила лик яркому негреющему солнцу. Морозный воздух осязаем. Колющее осязание!
Ранняя служба кончилась. Двери не заперты ради молебнов, панихид. Евфимия в земных поклонах пред иконою Пречистой пыталась успокоиться. И всё же храм покинула в неиспокое.
- Боярыня, ради Христа!
- Княгиня, хоть толику благ!
Не глядя, опускала голые монеты в чёрные длани. Пошла нетвёрдо, опираясь на бревенчатые стены Давыдовских амбаров. Позади услышала:
- Добро идёт, держась за тын, а зло на коне скачет! Тотчас же обернулась:
- Максимушка!
Юродивый стоял в издирках, с непокрытой головой, на ногах рваные моршни.
- А я все деньги раздала на паперти, - страдальчески произнесла Евфимия.
- Иди, деньга, к деньге - разбогатеешь! Людина, не ходи к людине - согрешишь! - сказал юродивый не ей, а так кому-то.
- Тебе холодно, блаженный? - трепетала за него Евфимия.
- Нет, - отвечал Максим.
- А голодно?
Он опустил растрёпанную голову и, устыдясь, признался:
- Голодно.
Княгиня обняла худые плечи:
- Подь со мной!
Вошли в ворота, подступили к дому, что длинной стороною - к улице.
- Не сожалеешь? - спросил Максим. Евфимия взвела его наверх.
- Пожалуй к тра… - встретил в сенях Володя и осёкся, узрев блаженного. Смятения не выдал ни единым словом. Обоих проводил в столовую палату.
Евфимия всё объяснила по пути:
- Сей неимущий накормил и обогрел, когда страдала.
Давыдов коротко ответил:
- Бог воздаст.
Боровские бояре и княгиня поздравствовались по достою. Расселись дружно: по одну сторону - Бренко, Володя и Подеиваев, по другую - Наталья, Евфимия, Максим и ещё дворский из Боровска именем Астафий. Княгиня прозвище запомнила: Коротонос. Боровск - в казне, а дворский - на Москве.
Подали парную сельдь, пироги-пряженцы с сигами да с сомом, уху мешочком.
- Ну как, княгинюшка, жизнь иноземная? Как тебе Литва? - очесливо повёл застольную беседу Лука Подеиваев.
- Брянск разве иноземье?- ответила Евфимия. - Одно название - Литва! Всё та же Русь, да под чужой рукой. Узрела литвина в посольнике, что мимоездом был из Вильны, и то наших кровей.
Тут раздались слова Астафия Коротоноса:
- Блаженный ничего не ест.
Максим застыл, испуганно взирая на сидящих супротив него Бренко, Давыдова, Подеиваева. Потом вскочил из-за стола, закрыл лицо руками и, торопясь, покинул столовую палату.
Евфимия - за ним. Без верхней сряды - на крыльцо. Объятая морозом, догнала, остановила в воротах:
- Максимушка!
- Сробел! - поник блаженный. - Все люди, что насупротив сидели, вдруг узрелись обезглавленными…
- Боже! - уж не от мороза затряслась Евфимия. - Помержилось. Вернись!
- Нет, горемыка, не вернусь, - упорствовал Максим. - Не стану вкушать пищу с безголовыми.
И удалился.
Евфимия пошла обратно. Хозяева и гости утешали: юрод и есть юрод! С настойчивыми уговорами пришлось испить горячий взвар, хмельного мёду. Трясовица улеглась. Известия о вязне-князе разожгли, как раздуваемые угли, погасшую беседу. Занялись жаркие речи.
- Где князь, за что поят, дождётся ли исправы - всё это без тебя, княгиня, мы тужились разведать, - начал Бренко. - Темна вода во облацех!
- Единожды сподоблен был улицезреть Голтяева, - скривил уста Подеиваев. - Узнал: великая княгиня Марья в родах преуспела, разрешилась пятым сыном: Андрей Меньшой! А вот в заступе за родного брата не преуспела Ярославна. Государь бежал от её слёз, как от дождя. Не стал внимать и Троицкому настоятелю. Мартиниан ушёл ни с чем. В сердцах сложил игуменство, отъехал в Ферапонтов. Сын Юрья Патрикеича Иван пытался слово молвить за Боровского. Такой на себя вызвал гром - ушёл, крестясь. У соправителя, у голоуса, сердце - камень. Что отец, то он. Бояре позамкнули рты. Голтяев не велел мне больше приходить к нему. И никому из нас.
- Меня-то не прогонит Андрей Фёдорыч, - уверила княгиня.
Бренко промолвил:
- Не испытывай пределов чужой трусости. Не обрати её в предательство. Ведь нам ещё трудиться да трудиться ради Ярославича!
