- Как ты живёшь, Ядрейко! - озиралась в полутьме княгиня.
Оконца чуть ли не в ладонь. Грязный пузырь не пропускал света, лишь обозначал его.
- Живу, лью пушки. Учусь. Подручничаю, - собирал на стол хозяин.
Подал таранчук белужий. Евфимия хлебала не горячую похлёбку, но и не остывшую ещё в печи.
- Много ль пушек сделал? - повела беседу.
- При моём пособе отлито четыре. - Ядрейко перечислил имена, будто его изделия - домашние животные: - Единорог, Кобчик, Медведь, Девка…
- Как льются? - любопытничала гостья.
- Ну, ложа делаем для воска, - пояснял подручный. - Вытапливаем воск, льём вместо него медь, бронзу… Сие тебя не очень-то займёт. Лучше меня займи своими бедами.
Евфимия рассказывала. Он молчал. Задумчиво ерошил кудри, будто занятый совсем иными мыслями.
- В лесу такое дело не наладишь, - сказал он наконец. - Главное-то - вызнать тайну сплава…
- О чём ты? - поднялась из-за стола княгиня. Хозяин тоже встал и принялся перестилать свой одр.
- О том, - ответил он, - что надобно бросать до времени пушкарные дела и отправляться за людьми в Шишовский лес. С кем вызволять нам князя с детушками? - Он снова помолчал. - А сразу не уйдёшь. Дня два буду искать заменщика… - И пригласил: - Придёт время опочиву, ляжь, княгиня, на перину. Я же, смерд, - на лавку…
Только на третий день она скакала с бывшим пушечным литцом по Дмитровской дороге. Поверх тонкой телогреи грел тулуп. Проехав поприще, Ядрейко стал придерживать коня. Княгиня поравнялась с ним.
- Что, засиделась в курной избе? Или давно верхом не ездила? - спросил он, стягивая зубами рукавицу.
Она не отвечала. От скачки захватило дух. Сердце выбивалось из груди.
- А я ведь дней не тратил понапрасну, - оправдывался старый выручатель Всеволожи.
Евфимия кивала, задыхаясь:
- Искал… заменщика…
- Само собой, - сказал Ядрейко. - Ещё разведал про Коротоноса. Нелёгкая задача! Твой дворский прежде служил ищиком в Дьячьих палатах. Излавливал нас, грешных. А ныне подноготную его я изловил доподлинно. Он был подсыльный к Ярославичу!
- Десятого чутья не слушалась! - расстроилась Евфимия. - Пропали княжьи вызволители!
Ядрейко приложил к устам два пальца и успел произнести:
- Эх, не пропал бы князь! Свищи хоть в ключ, коли замок в пустом амбаре.
Уши Евфимии под шапкой пронзил звук, острый и резкий.
- Ой-ёй! - вскрикнула она. - Мне показалось: сосны падают!
Ядрейко ухмыльнулся:
- С посвисту и леса кланяются!
Евфимия пыталась вторить атаману. Неудачно.
- Не всякая птица свистит, - молвил он. - Иная чирикает, а сова только пыхтит да щёлкает.
- Я, по-твоему, сова? - озлилась дева и прибавила: - Глупый свистнет, а умный смыслит.
- А ведь вокруг Шишовский лес! - сказал Ядрейко. - Вот, жду теперь своих.
Княгиня уважительно оглядывала сосны в белых рукавицах. Атаман развлёк беседой:
- Однажды возле себя слышу, стрела свищет! Я туда - свищет! Я сюда - свищет! Беда, думаю. Влез на берёзу, сижу - свищет! Ан, это у меня в носу…
- А не идут к тебе ватажники, - промолвила Евфимия.
- Пождём, - ответил он. - Скажется птица посвистом.
Из леса выскользнул на лыжах малый в куцем зипуне.
- Здорово, Парамша! - приветствовал его Ядрейко.
Тот склонил главу набок:
- Здравствуй, Взметень!
Спешились… А позади - такой же «парамша», постарше.
- Здорово, Онцифор! - сказал Ядрейко.
- Здравствуй, Взметень!
Былому атаману дали лыжи. Он спутницу взял на руки. Шиши вели коней. Снег был глубок и рыхл.
Петляли по лесу незримыми путями, ведомыми лишь проводникам. Вышли к поляне с несколькими землянками. Снег завалил их. По парным зевам только и определишь, что ходы ведут вниз, в подснежное жилье. Евфимии освободили всю землянку. А не очень-то общались. Взметень принёс мясо с кашей и ушёл. Сидела при светце одна. Когда надумала пройтись, куда князья ходят пешком, увидела над головою звёзды. Из землянки рядом вырывался хор жутких голосов. Песня отвращала и притягивала. Евфимия не слыхивала таких песен.
Ты взойди-тка, мать - солнца красная.
Над горою-та над высокаю,
Над палянай-та над широкою,
Над дубравай-та над зелёною,
Йыбыгрей ты нас, добрых моладцав!
Мы не воры вить, ни разбойнички,
