— Зачем ему это было надо? — удивился следователь.
— Посчитал, что обидели его на службе. Отомстил.
— Ну что ж, — как бы подытожил я наше совещание, — сейчас самая важная задача — проследить путь этих двух бутылок с горилкой. В каких местах и руках они побывали. Вы со мной согласны?
— Если наш дорогой инспектор возьмет на себя труд отправиться в Шостку, — сказал Агеев.
— Выеду сегодня же, — с готовностью ответила Карапетян.
— А я хотел бы ещё раз допросить Лещенко и Ватутину, — поднялся следователь.
Есть семейные драмы тайные. Их скрывают от друзей, близких. Даже ухитряются держать в неведении соседей. И всем кажется: живут любя в благодати и согласии.
Неустроенность в семье Лещенко не была секретом для окружающих. В этом Кармия Тиграновна Карапетян убедилась с первых своих шагов в Шостке. Даже участковый инспектор знал, что Лев Митрофанович и его жена Лариса не живут одной семьей, а только сосуществуют.
Более определенно по этому поводу высказался старший брат Лещенко Дмитрий, которого в первый же день разыскала Карапетян.
Они встретились в больнице, где Лещенко-старший работал анестезиологом.
Инспектор угрозыска и Дмитрий Митрофанович расположились на скамейке в укромном уголке больничного двора, похожего на парк.
— Лева помешался на Ларисе, когда ещё учился в институте, — рассказывал врач. — Не пропускал ни одного соревнования, на котором она выступала. По ночам торчал под окнами её дома…
— Каким видом спорта она занималась? — спросила Карапетян.
— Плаванием… Когда брат окончил институт и поступил работать, он сделал ей предложение. Лариса отказалась. И все-таки он продолжал ходить к ним домой. Кажется, только на третий раз она согласилась стать его женой. Короче, добился своего. Как говорят, не мытьем, так катаньем. Через семь месяцев у них родилась Майечка. Девочка славная, ничего не скажешь. Лева в ней души не чает… Года три Лев и Лариса прожили вроде спокойно. А потом началось.
Лещенко замолчал: воспоминания, видимо, были не из приятных.
— Разлад в семье? — осторожно спросила Кармия Тиграновна.
— А лада, по-моему, никогда и не было, — грустно ответил Дмитрий Митрофанович. — Мне до сих пор непонятно, почему Лариса вышла за брата? Ведь знала, что не любит его…
— Из чего вы это заключили?
— Я врач, Кармия Тиграновна. И то, что рассказывал мне Лева, указывало на это.
— Брат был с вами откровенен?
— Мы очень дружили. И дружим. Понимаете, однажды Лев признался, что как женщина Лариса к нему холодна. Он страдал, начал пить, но любил её по-прежнему…
— Может, у неё такая конституция? Встречаются ведь женщины такого типа. Фригидные.
— Это вопрос спорный, — сказал Дмитрий Митрофанович. — Хотя действительно есть женщины, равнодушные к половой близости по отношению к любимому мужчине… Но к Ларисе, я уверен, это не относится. Два раза она уходила от Левы. Жила с другим…
— Кто он?
— Ее бывший тренер.
— Может, у Ларисы к нему, так сказать, только духовное влечение?
— Если бы, — печально усмехнулся Лещенко-старший. — У меня есть сведения, — не буду говорить, кому Лариса признавалась, — тот тренер для неё самый лучший мужчина на свете во всех отношениях…
— И Лев Митрофанович знает об этом?
— Догадывается. Я тоже намекал ему, говорить прямо не решился: щажу его чувства…
— Почему же Лариса не уйдет к тренеру совсем?
— Он женат. Я как-то задал ей такой вопрос. Она попросила меня не вмешиваться.
— Что за человек Лариса?
— Самое удивительное — её нельзя назвать корыстной, подлой. Немного безвольная, немного самолюбивая…
— А этот тренер… Вы его знаете?
— Знаю.
— Что он из себя представляет?
— Не могу быть по отношению к нему беспристрастным, — мрачно произнес Лещенко.
— Понимаю. И все-таки?
— Послушайте, Кармия Тиграновна, какая совесть может быть у человека, когда у него роман с замужней женщиной, а он к тому же ещё имеет наглость бывать у неё в доме, встречаться с её мужем, играть с их дочерью! — не сдержался анестезиолог.
— Простите, Дмитрий Митрофанович, здесь вина и вашего брата, — заметила Карапетян. — Что он, тоже безвольный?
— Лева — тряпка лишь по отношению к Ларисе. Любовь, понимаете! Ослепленный и оглушенный своей страстью! Это уже похоже на мазохизм. Может, ему нравится истязать себя…