— Я думал об этом, — ответил Агеев. — Чтобы высыпать яд в содержимое бутылки, надо её открыть. А затем каким — то образом снова закупорить.
— Пробка, кажется, там не хлорвиниловая.
— Да, — кивнул Виктор Сергеевич. — Добротная пробка. Да ещё сверху залита сургучом.
— Вот видите! Такую вынуть и снова засунуть в горлышко, не разрушив сургуча, невозможно. А Ватутина утверждает, что обе бутылки с горилкой были запечатаны и впервые открыты за столом в тринадцатой палате.
— Ватутина могла и не обратить особого внимания на целость сургуча.
— А вы ещё раз допросите её. И получше исследуйте пробки. Может, там двойной след от штопора или ещё какие отметины… — Бутылку с такой пробкой можно открыть и без каких-либо приспособлений или инструментов… Например, кулаком по донышку. Пробка выходит целехонькая, и сургуч не крошится, а просто ломается по окружности горлышка. Если, конечно, делать все очень аккуратно.
— Ну, в общем, посмотрите, поэкспериментируйте, — посоветовал я Агееву.
Виктор Сергеевич последовал моему совету. Снова допросил Ватутину. Действительно, Ольга Семеновна не запомнила, как выглядели бутылки с горилкой на столе в тринадцатой палате, открывали их до этого или же нет. А вот насчет пробки…
— Как же это я сразу не догадался провести такое исследование! — сокрушался Агеев, кладя на мой стол снимки, сделанные в лаборатории судебных экспертиз.
На них было изображено несколько срезов пробки из бутылки с отравленной горилкой в сильно увеличенном виде.
— Смотрите, Захар Петрович, — объяснял мне следователь. — Это след штопора. Причем он совпадает со штопором, который лежит в тумбочке тринадцатой палаты А этот тонкий прямой канал — скорее всего след от иглы Ну, которой делают инъекции больным.
— Таким образом?.. — посмотрел я на Агеева.
— Можно с уверенностью сказать, что яд впрыснули при помощи шприца Через пробку.
— С Лещенко вы говорили?
— Да. Он опять уверяет, что ничего не знает, кто, когда и как мог отравить горилку.
— Что думаете делать дальше?
— Выезжаю в Шостку. Назрела необходимость встретиться с женой Льва Митрофановича.
В Шостке разговор Агеева и Карапетян начался, конечно же, с Ларисы.
— Работает на том предприятии, где и муж. Инженером, — докладывала Кармия Тиграновна. — В отделе кадров её характеризуют положительно. А вернее, особых, ярких успехов не проявляет, но и прогулов, склок с сослуживцами тоже нет. В общественной жизни предприятия участвует не очень-то ретиво…
— А дома? Что говорят соседи?
— Разное. Одни, кто помоложе, относятся к Ларисе Лещенко с симпатией. Она и с ребенком соседским не откажется посидеть, и рецептом пирога поделится, и десяткой выручит до получки… Старшее поколение, женская половина, Ларису осуждает. Где это видано, говорят, чтобы при живом муже полюбовника в дом водить…
— Лебедева, что ли?
— Да, своего бывшего тренера, — подтвердила инспектор угрозыска.
— А как насчет других мужчин?
— В данном случае, — улыбнулась Кармия Тиграновна, — она однолюбка. Лебедев, и только Лебедев.
— Один муж и один любовник, — покачал головой Агеев. — Смотрите-ка, какое постоянство… Сколько же лет Ларисе?
— Двадцать девять.
— А Лебедеву — сорок два. Разница в возрасте тринадцать лет, — отметил следователь. — Интересный мужчина?
— Был, наверное, очень. Высокий, отлично сложен. Впрочем, фигура у него и теперь спортивная. Видимо, держит форму. А посмотришь на лицо — дашь на десять лет больше.
— Дети у него есть?
— Нет. Хотя живет с женой уже семь лет.
— Где работает?
— В детской спортивной школе. Как специалиста его ценят. Подготовил немало хороших пловцов. В масштабе города, разумеется…
— Часто ли бывают скандалы в семье Лещенко?
— Не больше, чем у других, — ответила Карапетян.
— Кто зачинщик — муж или жена?
— Лев Митрофанович. И, как утверждают соседи, после этого сам же плачет.
— Плачет? — несколько удивился следователь.
— Да, было замечено за ним такое.
— Неужели на виду у всех? — ещё больше удивился Агеев.
— Конечно, нет. Теперь дома такие строят, что все слышно. А у Лещенко одна очень любопытствующая соседка. Одинокая…
— Ясно, Кармия Тиграновна, — кивнул следователь. — Конкретных угроз с той или другой стороны эта соседка не слышала?
