— Что?
— Он что-то плёл о том, что главный враг — Путин, пятое, десятое… В итоге предложил мне продать документы и, если мне не нужны деньги, отдать их в организацию.
— И ты его послал?
— Даже не стал. Ответил, что принял к сведению, и ушёл. Дошёл до метро и… — было видно, что Виталик колеблется, — ты точно хочешь знать совсем всё?
— Да, — твёрдо повторила Люба.
— Я позвонил майору Артюхину из ФСБ. Ты спросишь, откуда у меня его телефон? Он меня вызывал, если не ошибаюсь, где-то в начале осени пятого года, после того, как меня несколько раз забирали на несанкционированных акциях. Предлагал сотрудничать, я, естественно, отказался. И в тот вечер я ему позвонил, поехал к нему в приёмную и выложил ему ситуацию, как и Маркину. Что так смотришь? — он усмехнулся. — Осуждаешь?
— Рассказывай дальше, пожалуйста! — Люба отвела глаза.
— Ладно… Я рассказал Артюхину, как на меня вышел натовский шпион, в общем, он обещал мне помочь. Но при условии, что я подпишу обязательство о сотрудничестве с ФСБ.
— И ты подписал?
— Да, — кивнул Виталик, — подписал. И только после этого понял, что они в сговоре. Когда Артюхин сказал, чтобы я обязательно принёс с утра все документы, я уточнил, оригинал или можно копию, и он ответил, что можно копию… То есть он не о сохранности беспокоился, а пытался их у меня выудить обманом. Я согласился и поехал домой.
— И почему же тебя арестовали? — Виталику показалось, что в Любином голосе звучат нотки недоверия.
— Я… поехал домой, — продолжал Виталик, — собрал все документы отца, пошёл в Кузьминский парк и всё сжёг на пустыре. Всё. Ничего нету. А арестовали меня случайно. Я шёл обратно домой через дворы и случайно стал свидетелем, как скинхеды зарезали дворника. Узбека. Он даже ещё живой был… Только они убежали, а я хотел помочь, и тут менты. Меня забрали в отделение, а дальше по накатанной — и сделали виноватым. Мне безумно повезло, что отпустили, даже не знаю, как так повезло, думал, закроют, хорошо, если на двадцатку, а то и на пожизненное. Вот так ни за что ни про что, но знаешь, ещё когда я сидел в ОВД «Люблино», приходил ко мне Артюхин, а потом этот самый Стивенс, прикинь? Какой-то западный буржуй — и приходит вот так запросто к подозреваемому по сто пятой. Миллион долларов, сука, предлагал за диссертацию. А нету её. Сгорела. С ним чуть истерика не случилась. Я эту истерику потом сколько раз припоминал на тюрьме, что хоть не зря жизнь прожил, хоть чем-то навредил натовским тварям, — вот такая история, хочешь верь, хочешь не верь, всё рассказал как было…
— Врёшь ведь, — вдруг звонко и зло сказала Люба, — а я-то тебе почти поверила… Эх…
— Я тебе клянусь, — начал было Виталик.
— Складно рассказываешь, да не всё складывается, — продолжала она, пряча за злой усмешкой подступающие к горлу слёзы, — одно обстоятельство не ложится в строку, уж извини. Какого, говоришь, числа ты был у Артюхина.
— Восемнадцатого ноября, поздно вечером, — ответил он, ещё не понимая, куда она клонит, — возможно, вышел от него уже после полуночи, то есть формально девятнадцатого…
— Не угадал. Хочешь, я тебе скажу, Нецветов, где ты промахнулся? Твоя бумажка о работе на ФСБ подписана восемнадцатым октября, понятно? Октября, а не ноября! Поэтому тебя и выпустили из тюрьмы… И кому я поверила…
— Люба! Постой, Люба! — закричал Виталик, чувствуя, что вот сейчас уже развернётся она и пойдёт прочь, как тогда, в далёкий день седьмого ноября на площади, только на этот раз точно навсегда, — я не упомянул, потому что не думал, что это имеет значение. Но да, так было, Артюхин захотел, чтобы я поставил число на месяц раньше, вроде, сообщение от источника, которого он до того завербовал… Постой-ка, — осенило его вдруг, — а ты-то откуда об этом знаешь?
Люба чуть не задохнулась от обиды.
— То есть ты… предполагаешь, что я работаю на ФСБ?
— Взаимно, — парировал он.
Повисла странная пауза.
— Хорошо, — сказала Люба после секундной задержки, — меня вызывал Артюхин в мае шестого года. Вызывал на тему питерского саммита, я тебе о нём писала, ну и предлагал сотрудничать. И показывал твою расписку. Да, да, Нецветов, я подумала, чтобы вбить между нами клин, или поссорить… И я в первый момент поверила, а потом решила подождать, пока поговорю с тобой лично. И вот, чёрт возьми, говорю, — она засмеялась сквозь слёзы. — Ты мне веришь? — спросила она наконец.
