До того дня, как в старом здании запредельского городского музея на Капитанской набережной случился пожар (после его посещения делегацией московских студентов-доцимазистов), этот знаменитый ларец занимал почетное место в середине зала напротив входа. Это еще цветочки.
3
Как известно, рукопись «Странной Книги» не сохранилась. Легенда гласит, что последние страницы автор диктовал писцу, находясь на смертном одре. Произнеся свои заключительные слова («...nulla rosa sine spinis et spes mea in Deo. Amen»[7]), он велел переписать и переплести свои списки, сжечь черновики и письма, затем спросил воды, прочитал молитву, после чего впал в беспокойное беспамятство, той же ночью перешедшее в вечный сон. Наутро общину облетел кем-то пущенный слух о том, что книга эта написана праведником, что есть в ней следы Божьего откровения и что на всякого, кто хотя бы коснется ее, снизойдет просветление и благодать. Желающих потрепать рукопись оказалось так много, что Нечету-Далматинцу пришлось распорядиться запереть ее в сундук, причем кастелян Замка в своем рвении понадежнее спрятать ключ дошел до того, что ключ этот потерял, а вместе с ним вскорости утратил рассудок, когда его младшего сына загрызли в лесу волки. С той поры о «Странной Книге» на долгие годы забыли. Судьба ее оказалась несчастливой.
Написанная по-латыни, она в середине шестнадцатого века попалась на глаза невежественным итальянским перелагателям, оставившим от нее едва ли половину, искаженную к тому же пространными вставками из «Annali veneti»[8] Малипьеро и католическими околичностями. Этот перевод, представляющий собой грубую компиляцию, был отпечатан в Падуе в 1585 году под названием «Хроники далматских скитальцев», хотя жанр «Странной Книги» едва ли можно назвать хроникой: он ближе к Шекспиру, чем к Холиншеду. А к последним годам столетия относится знаменитая подделка «падре Доменико из Виченцы», опубликовавшего свой «перевод» (Милан, 1598) якобы найденной им в Вене подлинной и полной рукописи «Странной Книги», в которой рассказывается, как заботливо указано самим мистификатором на титульном листе, «о весьма занятных и не менее поучительных, к тому же целиком достоверных странствиях далматских мореходов в краях диких скифов, с описанием сих земель и обычаев тамошних обитателей, а также повествуется о предательстве и величии, любви и разлуке, кровавых сражениях и шумных пирах, с истинными свидетельствами паломников о неслыханных чудесах и необыкновенных подвигах, и о воссоединении двух любящих сердец, венчающем сию книгу, достойную пера Андреа да Барберино».
На самом же деле «падре Доменико» взял за основу падуанский текст, к которому он присовокупил три дюжины фрагментов собственной выделки, снабдив их не относящимися к делу историческими пояснениями и длинными выписками из «Декад истории» Флавия Блондуса. Несмотря на то что обман был очень скоро обнаружен, причем попутно выяснилось, что автор перевода никакой не падре, а вышедший в отставку церковный архивариус по имени Луиджи, его стряпню еще почти триста лет включали во все переиздания и переводы «Странной Книги» (в том числе в сокращенный русский перевод Грановского, Петербург, 1850), поскольку она сообщала некоторую связность разрозненным частям книги.
К счастью, десять лет тому назад в одном частном архиве Триеста был найден другой перевод «Странной Книги», на сербский язык, созданный еще в начале семнадцатого века князем Арсением. Точный и поэтичный, волнующий и остроумный, глубокомысленный и увлекательный, он в одночасье переменил царившее до того в ученом мире настороженное отношение к канувшему без следа запредельскому шедевру. Выполненный исключительно тщательно, хотя и с неизвестного краткого извода рукописи (относящегося, по-видимому, к более позднему времени, когда ее безымянного автора уже не было на свете, а его нерадивый помощник, сбегавший когда-то на корму поудить рыбу, превратился в дряхлого декана запредельского Вивария), он позволил заполнить смысловые зияния итальянского traduzione
