Речи были краткими. Лора с нежностью говорила о Фрэнки. Про Рэя она сказала, что у нее сначала были сомнения, но они рассеялись. Рэй оказался хорошим человеком и, засмеялась она, неисправимым оптимистом! Потом Лора попросила выпить за отца Фрэнки, Ронни, и второй тост — за тетю Фрэнки, ее любимую покойную сестру Нору, и утерла глаза скомканной розовой салфеткой. Поднявшись, Фрэнки обняла ее, все завздыхали и захлопали. Дружка говорил так, словно прошел обучение в классической школе ораторского искусства. Поглаживая бороду, он призвал соответствующих богов, процитировал Эзопа — в общем, выражался обворожительно и малопонятно. Рэй поблагодарил всех присутствующих. Он заявил, что является живым подтверждением того, что прекрасные вещи могут происходить в жизни самых неподходящих для этого людей. Никто не должен терять надежду на любовь, сказал он, каждому сердцу — свое время. Возвращаясь к более практической стороне, он сообщил, что благодаря помощи госпожи Харвуд им наконец удалось получить ипотеку на квартиру в Попларе и до Рождества они планируют туда перебраться. Приглашаются все умеющие держать в руках малярную кисть. Взяв Фрэнки за руку, он неловко спрыгнул с импровизированной платформы на примятую траву. Музыканты заиграли «Летнюю пору»[58] в ритме джаза, но Рэй кружил Фрэнки исключительно в собственном ритме.
У входа в палатку Клем заметил одиноко стоящую Джейн Кроули и подошел поздороваться.
— Вам принести что-нибудь выпить? — спросил он. Она покачала головой:
— К сожалению, мне некогда. Вы скажете Лоре, что я заходила?
— Разумеется.
— Спасибо.
— Вы видели Клэр? — спросил он, — Я имею в виду, на приеме.
— На прошлой неделе.
— Как она, на ваш взгляд, хорошо поправляется?
— На редкость хорошо.
— Когда мы приехали, она не смогла бы пойти на такое торжество.
— Не смогла бы.
— И вы думаете, это будет продолжаться?
— Что?
— Выздоровление.
— Если она будет вести себя правильно.
— Следить за собой?
— Да.
Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Интересно, помнит она про мои глаза или не напоминает, потому что сейчас не на работе? Хотя официально я даже не зарегистрирован в числе ее пациентов.
— Я уезжал, — сказал он.
— Лора мне говорила. И как, успешно?
— Ничего не произошло, — сообщил он.
— Вы не нашли человека, которого искали?
— Как оказалось, не нашел.
— Жаль.
Он опять спросил, может, она все-таки выпьет.
— Нет-нет, нужно идти. Меня ждут.
Клем проводил ее из шатра и смотрел, как она пробирается между припаркованными машинами, поворачивает у ворот и скрывается из виду. Ее уход отозвался в нем на несколько секунд острой печалью, будто он потерял человека — последнего человека? — могущего ему помочь. Затем, вернувшись в палатку, он прихватил со стола бутылку красного вина и пошел туда, где, держась за руки, как влюбленные, сидели отец и Клэр.
Он разлил вино, и они выпили за здоровье друг друга. Извинившись, Клэр ушла разыскать Фиак. Музыканты заиграли канкан, и гости, выстроившись в линию, задрыгали ногами, пиная воздух.
— А она — не такое уж страшилище, — сказал отец.
— Кто? — спросил Клем.
— Финола Фиак. Не такая воинственная амазонка, как я ожидал.
— Нет, конечно, — сказал Клем. — И если она нравится Клэр…
— Они, похоже, очень близкие подруги?
Клем искоса глянул на отца, но не заметил никакого тайного умысла, ничего недоброго или двусмысленного. Секунду ему хотелось объявить ему напрямую: «Твоя дочь — лесбиянка, последовательница Сафо», но у него не было прямых доказательств, да он и не хотел их иметь. Клэр хотя и не до конца, но уже почти совсем оправилась, и Клем готов был приветствовать любые (помимо лекарств Босуэлла) средства, включая какие угодно интимные, если они помогали ей вернуть прежнее здоровье. Дождавшись более спокойной музыки, они пошли танцевать.
— Знаешь, — сказала она, — я с ужасом ожидала этой свадьбы, а сейчас мне даже нравится.
— Здорово.
— И папа, похоже, пережил все нормально.
— Да.
— И Лора.
— Угу.
— Похоже, ты не все рассказал мне о своей поездке, — сказала она.
— А ты хочешь знать все?
— Я хочу знать, чувствовать ли мне себя за нее виноватой.
