— Нет, конечно.
— Финола хотела тебе помочь, но я отругала ее потом за излишний драматизм.
— Рано или поздно я все равно услышал бы об аресте, — улыбнулся он.
— Так у нас все в порядке?
— Да.
— Поклянись!
Он поклялся.
— Мне так хочется, чтобы ты был счастлив, Клем, — сказала она.
О наступлении полуночи музыканты объявили ударом тарелок. Фрэнки и Рэй удалились. Медового месяца не планировалось — деньги экономили на квартиру в Попларе, — но было решено, что первую ночь они проведут в уединении на даче. Клэр и Фиак перебрались к Лоре в проветренные, прибранные и вновь приготовленные для гостей старые комнаты. Все собрались вокруг «альфы». Лора крепко обняла дочку последний раз, и под поощрительные возгласы гостей машина вырулила мимо каменного мальчика (украшенного нынче венком из плюща) с проезда на дорогу; дребезжание привязанных к ней консервных банок не прекращалось минуты две, пока они не затормозили у дачи. Прозвучал еще один полунасмешливый одобрительный рев, и публика начала расходиться, кто — в дом, кто — в шатер, кто — в сад, к призывному мерцанию китайских фонариков.
В выходные после свадьбы Клем вернулся в Сомерсет, чтобы помочь заколотить дачу. Клэр и Фиак уезжали в Данди. Матрацы, кухонная утварь, стол, лампы опять водрузились на свои места в старых комнатах и шкафах, чтобы продолжить прерванный на короткое летнее время процесс медленного ухода в небытие. Картина с хлебом и вишнями снова пристроилась на гвозде на лестничной площадке; садовые инструменты вернулись в гараж; холодильник вымыт и выключен; электричество отключено под лестницей, рубильник повернут в положение «выкл.»; камин выметен, окна закрыты. Они проверили ящики тумбочек, вынесли чемоданы, чуть не забытую кружку, черный мешок для мусора. Лора пришла, чтобы запереть входную дверь и проверить, как расширяется трещина на боковой стене — в некоторых местах в нее уже можно было засунуть, сложив вместе, два пальца. «Чем раньше он провалится, тем лучше, — сказала она. — Это как ждать у моря погоды».
Через пару дней позвонил Фрэнк Сильвермен. Когда Клем вернулся домой из Бельгии, он нашел на автоответчике сообщение, на которое ему тогда легче было не отвечать.
— Почему у нас все разговоры идут как-то всмятку? — спросил Сильвермен.
От Шелли-Анн он слышал, что Клем был в Брюсселе, и с запозданием обнаружил причину поездки («Я, брат, нынче слушаю только местные новости, сплетни города о себе самом»). По его словам, он и сам хотел приехать, даже наверняка бы приехал, если бы нашел подмену — человека, который стал бы собирать по ресторанам еду, разворачивать кухню, раздавать продукты и вообще заниматься тысячей мелочей, без которых никак не обойтись. Он сказал, что, надеется, Клем его понимает. Клем ответил, что понимает.
— Ну, — сказал Сильвермен, — рассказывай с самого начала. Выкладывай все, не торопясь.
Легко сказать — с самого начала, а где оно? Не придумав ничего лучше, Клем начал с того, как из Данди приехала Фиак и привезла ему в кармане пальто вырезку из «Скотсмена». Потом — Кирсти Шнайдер, ФИА, Лоренсия Карамера, встреча в кафе. Несколько раз Сильвермен заставлял Клема вернуться назад, говорить яснее, подробнее, рассказывать не только впечатления, но факты. Ему хотелось знать, кто был этот молодой человек, как он был связан со всем этим. Он спрашивал, уверен ли Клем, уверен ли он на сто процентов, что старик в «Марсианском пейзаже» был действительно Рузинданой.
— А не могло случиться, что они тебя просто надули? Почему он спросил, подарил ли тебе Господь детей? Что это за херня?
— Говорят, что его сыновья умерли в одном из лагерей.
— Говорят?
— Лоренсия Карамера сказала мне.
— А она откуда знает?
— Я не знаю откуда.
— Не знаешь?
— Я не знаю точно, что она знает. Насколько она знает.
— А ты проверил, чем она занимается в ФИА? Кого она лоббирует? Какое правительство? Ты не знаешь, а может, она работает на бельгийскую секретную службу. И почему, ну почему ты не взял с собой в кафе кого-нибудь, кто мог бы независимо от тебя подтвердить личность Рузинданы? Вот тогда бы у тебя был репортаж.
