Дункан слышал о ретуши, но здесь было иное. Никакая ретушь не могла превратить то, что фотографировали, в то, что было на фотографии.
— Как вы это сделали? — негромко спросил он, передавая это, без лести, произведение искусства миссис Макмангус.
Тихий плач, на этот раз без оттенка пьяной истерии, разнёсся по пустой и пыльной улице. Вдова наконец-то по-настоящему оплакивала своё несчастное дитя.
— Секрет фирмы, — довольно хмыкнул мистер Куинн. Вроде бы он перестал подобострастно извиваться. — Если позволите… — Он снова полез за пазуху и достал ещё одну карточку с Джимми: без футляра, но удивительно ровную, гладкую. — Подарок лично вам, мистер Маклауд. Бесплатно.
— Но я не… — начал Дункан.
— Просто возьмите. Прошу вас. Вы не представляете, не понимаете, что… Просто возьмите на память.
Речь фотомастера неуловимо изменилась. Ушло из неё залихватское фиглярство, все эти дурацкие прибаутки. Очень правильная, не сказать — поставленная речь. Дункан в этом разбирался.
— Если вы настаиваете… — Он, как зачарованный, взял кусочек картона.
Дункан не чувствовал себя идиотом, ослом и болваном. Он чувствовал себя гораздо, несравненно хуже и не понимал почему.
2005 г., штат Миссури, США
Санитару было не просто пофиг, он конкретно видал в гробу весь мир. И это было написано на его широкой и будто бы оцинкованной физиономии. Врач получал зарплату повыше, поэтому был немного любезнее. Самую малость.
Стена, залатанная стальными дверцами, излучала равнодушие и холод.
— Случай, конечно, экстраординарный, — сказал он, указывая санитару на крайнюю дверцу из второго ряда снизу, — но могу вам сказать только то же самое, что сказал полиции. Репортёров сюда, хвала всевышнему, не пускают.
— Вы говорите, док, а вдруг от повторения что-то ещё сообразите. — Агент Плант, в миру Дин Винчестер, изобразил ослепительную улыбку.
Санитар с грохотом выдвинул указанный замороженный ящик.
— Увлекаетесь психологией, юноша? — не без одобрения осведомился врач, вздёргивая левую бровь.
— Так, — смутился Дин, — самую малость. Сугубо для… э-э-э… практических нужд.
Сэм, сегодня в ипостаси агента Дж. Кэша, не удержался, чтобы не пихнуть старшего брата локтем в бок.
— Так вот, — доктор ничего не заметил, а санитару было пофиг настолько, насколько это вообще возможно, — как и в предыдущих случаях, смерть Агнес Соммерсон не была насильственной. Она умерла от врождённого порока сердца, очень тяжёлого и неоперабельного.
— Но… — начал Сэм, загораясь азартом спорщика.
— Всё правильно, — махнул рукой врач, пресекая попытки. — Она стояла в очереди на трансплантацию, поставили полгода назад. Раньше эти перестраховщики из центра коновалов округа Клей пытались то к жилету рукава пришить, то воду решетом вычерпать. Хотя всё там было ясно с самого начала. На месте родителей Агнес я бы подал на них в суд. Если подадут, я пойду в эксперты и дам такое заключение, что у этих перестраховщиков жопы загорятся.
— Может, её напугали? — заикнулся Дин, но был остановлен взмахом докторской длани.
Сэм внимательно рассматривал то, что осталось от Агнес. Здесь, в муниципальном морге города Либерти, это было просто привычной работой, без тошнотворного ужаса, что густым смогом накрыл их на месте преступления.
— Вы машину водите, юноша?
— «Шевроле Импала», 1967 года, — отчеканил Дин с видом ревностного католика, заподозренного в незнании года рождения Спасителя.
На оцинкованной роже санитара проступило некое подобие интереса. Доктору, похоже, эти подробности были пофиг, как санитару — всё остальное.
— Так вот, если у вашей «импалы» из мотора вытащить часть деталей, а остальные закоротить деревянными колёсиками, её нужно будет напугать, чтобы она остановилась?
Ответа вопрос не предусматривал, поэтому сердитое сопение Дина не помешало доктору продолжить:
— Ничего нельзя будет доказать, даже если и напугал. Глумление над мёртвыми — всё, что можно пришить извращенцу, который это сделал с ней и другими детьми. А вот коновалам из округа я бы пришил глумление над живыми…
Фотографии Сэм разложил в два ряда по пять штук. Сверху — прижизненные, снизу — те, которые им любезно предоставил помощник шерифа Мастерс.
