— Уж не околел ли Васька в такой мороз?
— Не околел, — уверил боярин Ушатый, — час назад к нему забежал. В углу сидит и молится всё. Видно, грешил много, если до сих пор грехи замолить не может.
—Будет тебе! — одёрнул боярина князь.
На миг он почувствовал нечто похожее на жалость к брату — не хватало, чтобы холопы князей поучали. Дашь волю, так он и на московского князя голос повышать станет.
Василия Васильевича стерегла дюжина стражей. Они уже продрогли изрядно: толкали один другого в бока, прыгали и, казалось, совсем забыли о своём великокняжеском пленнике. Но стоило юродивому приблизиться к сараю, как тотчас раздался предостерегающий окрик:
— А ну пошёл отседова! Не видишь, что ли, нельзя тут ходить!
Это был Иосий-юродивый. Известный всей Москве своими прорицаниями и чудачеством. Однажды он предсказал ураган, который разрушит одну из церквей. Так и случилось. В другой раз предвещал, что загорятся посады, а в полыме сгинет множество народу. Сбылось и это. В народе с тех пор юродивого стали называть Иосий-кликуша. Юродивого боялись и обходили стороной, ко как обойти приближающуюся беду? Спастись от ненастья можно только под крышей. Или не знать о ней вовсе. Вот поэтому, заприметив Иоську-кликушу, люди крестились и бежали прочь.
— Это кто здесь на Иоську голос повышает? — вышел из темноты Дмитрий Юрьевич.
Позади князя двое бояр: Ушатый да Никита Константинович.
— Не признал я Иоську, — оробел отрок, — думал, тать какой крадётся. Василия отомкнуть хочет.
— Прости его, святой отец, — сказал Дмитрий и, взяв ладонь старика, притронулся к ней сухими губами.
— Знаю, зачем пришёл, — заговорил Иоська, — подумай, князь, только Господь Бог наш и может судить.
Иоська-юродивый говорил так, словно сумел проникнуть во все тайные думы князя, только взглянет — и прочитает все помыслы. Трудно понять, кто помогает кликуше: бес или Господь. И нужно ублажить обоих. Иоська смотрел проницательно и строго, как будто докопался до самых сокровенных мыслей Шемяки, видел то, о чём не догадывался и сам князь. Не находилось смельчака, который посмел бы прогнать Иоську-кликушу со двора. Дмитрий Юрьевич терпеливо ждал, когда юродивый насмотрится вволю. Но Иоська сгинул в ночи, наводя своим каркающим голосом суеверный ужас.
— Помни же, о чём я сказал, Дмитрий! Помни!
Ещё некоторое время все молчали: и охрана Василия Васильевича, и бояре. Сказанное испугало всех, а потом Дмитрий махнул рукой и чертыхнулся в сердцах:
— Принесло его! Чтоб ему!.. — не договорил Дмитрий, по всему видать, Божьей кары опасался. — Отопри сарай! Ваську хочу посмотреть.
— Сейчас, государь, это я мигом, — заспешил молоденький отрок, отворяя дверь.
Василий стоял в углу на коленях. Спина его, несмотря на лютый холод, оставалась открытой, а может, мороз не трогал князя, не мешал ему молиться. Василий обернулся на скрип отворяемой двери и в свете горящих факелов увидел Шемяку. Он поднялся, поклонился ему, как если бы приветствовал старшего брата, и произнёс:
— Здравствуй, брат, здравствуй, Дмитрий Юрьевич, любезный мой...
— Любезный! — закричал вдруг Дмитрий. — А что ты сделал для любезного брата?! Братья тебе нужны для того, чтобы водили за тобой коня, как это делал мой батюшка Юрий Дмитриевич в Орде! Ты этого хотел?! — Дмитрий подошёл к Василию совсем близко, ухватил рукой за подбородок и заорал в самое лицо: — Нет, ты скажи мне! Ты этого хотел?! А может, ты хотел, чтобы твой любезный брат подставлял тебе под ноги скамейку, подобно холопу, когда ты будешь залезать на коня?! Ответь же нам, православным, брат мой родимый, зачем ты привёл татар на нашу землю?! Зачем ты им Русь продал?! Зачем отдал им наши города в кормление?! — Шемяка вдруг умолк, вспомнилось предостережение Иоськи-кликуши, но оно тут же потонуло в гневе, подобно камню, брошенному в воду. — Татар ты любишь сверх меры, вот от того и речь их поганую изучил! Христа почто обижаешь?! Иуда ты! — выговаривал Дмитрий страшные слова. — Хотел ты меня отцовского удела лишить, так теперь сам без удела останешься!
Василий не смел возразить, слушал братову речь покорно.
