— в которой ведут различные беседы представительные и интересные мужчины и одна прекрасная, хоть и несколько ветреная женщина.
— Прошли двадцатый сектор. Чисто, — Витольд откашлялся.
— Поняла вас. Прошли тридцать седьмой. Чисто.
Рива отложила рацию, откинулась на спинку сидения и потянулась. Шёл шестой час патрулирования. Сезон белых ночей ещё не закончился, но за полчаса до выхода над городом собрались густые тяжёлые тучи. Гаури, сидевший за рулём, хмыкнул и в который раз покосился на небо:
— Интересно, кого нам благодарить за погоду — Питер или Жрицу?
— Жрицу, разумеется, — Рива пожала плечами. — Я смотрела наш прогноз на ближайшую неделю: только ясно солнышко. Поэтому, за два часа до начала поиска, на стол начальнице отдела аналитики легла моя служебная записка по изменению погодных условий на время проведения операции.
— Вам, однако, надо меньше общаться со Светловым. И больше — с Воином.
— Прости?
— Ваш стиль речи, многоуважаемая старшая группы, становится несколько труден к пониманию простыми смертными, — оперативник точно скопировал интонации Александра Евгениевича.
Рива хихикнула:
— Будет лучше, если я начну материться через слово?
— Дело не в обсценной лексике, — подал с заднего сидения голос вампир. — Свободный стиль общения с подчинёнными, который использует Воин, довольно редкая вещь. Немногие могут позволить себе подобное, не скатываясь к панибратскому отношению со стороны младших чинов. Во всяком случае, у меня так почти не получается.
Рива и Гаури переглянулись.
— Простите, если помешали вам, господин Бэрринг.
— Нисколько, Рива. И я уже просил называть меня Андрэ. В данный момент я всего лишь член вашей команды.
— Вот поэтому у вас и плохо получается такой стиль, однако, — негромко сказал оперативник. Рива сделал большие глаза:
— М-м-м… Гаури, ты…
— Нет-нет. Продолжайте, прошу вас.
— С вашего позволения, Андрэ, вы слишком стараетесь подчеркнуть вашу причастность к команде. Вслух и нарочито, однако. А Воин не старается. Он умеет просто быть частью. И на «ты» к нему обращаться гораздо проще.
— Вы хотите сказать, что я уже установил дистанцию и теперь поздно её сокращать?
— Не поздно. Но не так резко, однако.
— Я понял, о чём вы, — медленно сказал Бэрринг.
Рива, сидевшая во время этого диалога с приоткрытым ртом, негромко откашлялась.
— Господа, если уж мы начинаем укреплять межнациональные отношения, предлагаю перекусить. Сейчас половина пятого. С такой облачностью мы вполне сможем работать до шести, может быть, до шести тридцати, без риска для Андрэ. Полагаю, четверть часа на лёгкий завтрак у нас есть.
— Я, однако, не против. Только четверти часа не хватит ни на одну забегаловку.
— А не надо: у меня есть бутерброды. На всех, — девушка зашуршала большим свёртком фольги. — И кофе.
— Вот, что я называю работой в команде, — Гаури остановил автомобиль у обочины. — Андрэ, вы употребляете человеческую еду?
— Она не принесёт мне практической пользы, но я люблю вкус хорошо приготовленной пищи. А, судя по запаху, то, что вы называете бутербродами, — произведение кулинарного искусства.
Рива польщённо потупилась:
— Я сама готовила.
— Надеюсь, я не позволю себе лишнего, если скажу, что вашему будущему супругу очень повезёт, мадмуазель.
— Присоединяюсь, — Гаури увлечённо жевал.
— Вы нагло льстите, господа, но мне приятно, — Рива улыбнулась. — Кушайте на здоровье, и продолжим. Сегодня успеем отработать жёлтую зону.
