— Что за чушь! — шептал в ответ Бёрье, подтягивая к себе одеяло. — С чего ты придумываешь всякий вздор?
— Ну как же, — возражала Вивиан. — У тебя ведь повышенное давление.
— Со мной все в порядке.
— Знаю, знаю, я просто старая дура. Чмок, чмок, любимый мой карапузик, я такая глупая, я знаю. Не сердись на меня, прости меня, прости, прости, прости.
И она снова покрывала его лицо поцелуями.
— Ладно, спокойной ночи, — бурчал Бёрье, стараясь уснуть на другом боку.
— Так или иначе все это кончится, потому что я всегда умудряюсь все делать невпопад.
— Да нет же.
— Или я доведу тебя до ручки своей болтовней и взбалмошным характером.
— Да нет же, с чего ты взяла. Может все-таки попробуем уснуть? Мне завтра рано вставать.
— Я знаю, я могу довести человека до ручки. Но если даже я нас доконаю, ты должен знать, это не по злой воле, а просто у меня такой характер.
Она наклонялась над ним.
— Интересно, правда?
И набрав воздуха в легкие, опять откидывалась на подушку:
— И грустно.
Бёрье вздыхал. Она хватала его за руку.
— Ты по-прежнему считаешь меня интересной?
— Да, да.
— Ты не считаешь, что я стала уродиной?
— Вивиан, дорогая.
Поудобнее устроившись в постели, она обвивала Бёрье руками и ногами и продолжала:
— Я надеюсь, ты бросишь меня еще не скоро. Ведь тогда мне придется начать все сначала, понимаешь? И продолжать…
Она стискивала его в объятьях. Крепко-крепко.
— Но разве я смогу, карапузик? Разве смогу?
Бёрье что-то хмыкал в ответ. Ему только-только удалось задремать.
— Ты ведь не сможешь меня бросить, правда ведь, не сможешь? Ой, прости, тебе хочется спать. Я такая дура. Но это все потому, что я тебя очень люблю. А ты меня любишь, любишь? Ладно, не отвечай. Просто я такая дура.
Она уже научилась в подобных случаях бояться злости, которая вдруг прорывалась в его голосе, и старалась не выводить его из себя. Она не требовала ответа и давала ему уснуть.
А сама до рассвета лежала без сна.
В остальном жизнь Вивиан состояла из скучноватых воскресений, когда никто не отвечал на ее телефонные звонки, потому что все, кроме нее, отправлялись на прогулку за город.
По праздникам Бёрье чаще всего уезжал и возвращался только к вечеру, а Жанет обыкновенно запиралась у себя в комнате, чтобы без помех уплетать сласти и читать свои любимые комиксы.
Вивиан шла на кухню, где купленное к воскресенью мясо все еще оттаивало на кухонном столе. Полиэтиленовый пакет был влажным и липким от крови.
Когда Бёрье вернется домой, они пообедают втроем.
Если только Бёрье уже не пообедал где-нибудь в другом месте.
Если только Бёрье вообще вернется домой.
Тогда они пообедают втроем и проведут чудесное воскресенье. Самый расчудесный воскресный вечер.
К холодильнику магнитами в форме морковок было прикреплено расписание школьных уроков Жанет. Морская свинка по прозвищу Неуклюжка спала в беличьем колесе. Свинке никогда не приходило в голову вертеться в колесе. Если Вивиан брала свинку на руки, чтобы приласкать, та пускала струю ей на платье.
Вся жизнь Вивиан была похожа на эти пыльные воскресные дни, похожа на старую мутную речушку, в которой не видно дна.
Вивиан включает радио, Вивиан выключает радио, Вивиан включает телевизор, Вивиан выключает телевизор. Бесконечные спортивные программы, передачи для иммигрантов, передачи на общественные темы и их повторы.
В хорошую погоду Вивиан протирала окна.
— Заждались мы солнышка! — говорила она, протирая их.
— Еще бы, дорогая, — отвечала она самой себе. — Так светло сразу стало. Каждая пылинка видна.
Год шел за годом, и выплачивались проценты, и в подвале оборудовали сауну, и показали фильм о графине Жюли и ее лакее, и Ингемар Стенмарк[31] выигрывал один кубок за другим, и Бёрье обзавелся очками, а Вивиан третью часть своей жизни — если не больше — спала.
Она стояла в ванной, рассматривая в зеркале свое голое тело. Жанет сидела в кухне с закадычной подружкой Силлой. Девочки спрашивали друг у друга заданные на дом английские слова.
Вивиан вдруг увидела, что с ее телом что-то случилось. Как она не заметила этого раньше?
— Ворота?
— Gate.
— Глупый?
— Silly…
Собственно говоря, перемена не была осязаемой, как мозоль или морщина, нет, наверняка она произошла уже много месяцев назад, а Вивиан не обратила внимания, хотя привыкла критически оглядывать себя, натираясь кремом после ванны. Но теперь она наконец увидела.
