— Посидим немного. Я устала.
Жулио сел. Мариана мечтательно глядела на открывающийся перед ней пейзаж: темную зелень деревьев, спокойную излучину реки, и лицо ее вдруг помрачнело.
— Не люблю осень. Мне бывает грустно. А порой тоскливо.
На лице Жулио появилась чуть заметная ироническая улыбка. Видя, что он все такой же замкнутый и недоступный, Мариана почти крикнула ему:
— Расскажи что-нибудь о себе! — и, словно нащупывая точку опоры, чтобы проникнуть во внутренний мир друга, спросила наугад, просто потому, что надо было что-то сказать: — Тебе нравится учиться в университете?
— Я никогда над этим не задумывался.
— Ты такой чопорный, Жулио. Держись проще и перестань кривляться.
— Я и не кривляюсь. Мое пребывание здесь, в университете, случайно, это каникулы бродяги… Я человек непостоянный. Держу нос по ветру, как дикие звери; меня манит все, что пахнет новизной и далекими расстояниями. Я поступил сюда, а мог бы… Извини, тебе этого не понять… — Он ласково улыбнулся ей, как малому ребенку, но улыбка тотчас померкла в его больших, горящих воодушевлением глазах. — Я хотел сказать, что у меня нет любимого занятия. Стать врачом? Отчего бы и нет. Но лучше всего для меня было бы сбежать отсюда в один прекрасный день. Учение рано или поздно засосет нас, и опомниться не успеешь, как сделаешься частицей хорошо налаженного механизма. Ведь наш университет — традиционный питомник укрощенных и укротителей. Наполненная приключениями жизнь не позволит мне, по крайней мере, привыкнуть ходить в упряжке…
Мариана сначала слушала его с недоверием, словно опасаясь попасть в ловушку, но в конце концов убежденность Жулио покорила ее. А тому тоже захотелось пооткровенничать, рассказать ей о том, как однажды вечером, сидя с закадычным другом в саду, он решил убежать вместе с ним куда глаза глядят, поступить в бродячий цирк. Жулио слегка побаивался, что такое признание выдаст его затянувшееся отрочество, однако кто мог сомневаться, что все в нем взывало к необыкновенному? С тех пор, после разговора с другом, он каждый вечер принимался фантазировать перед сном об увлекательной жизни бродячего цирка и о других, неясных, хотя и не менее притягательных вещах.
Может быть, другим эта мечта показалась бы просто глупой, как знать, зато какой заманчивой была она для него! Иногда Жулио пытался заглушить в себе детские порывы и побуждения, унижавшие его в собственных глазах, — ведь он давно уже стал взрослым, и лишь порой детство вырывалось наружу, с опозданием отвоевывая свои права.
Насмешливым тоном Жулио неожиданно спросил Мариану, сразив ее точно выстрелом:
— Ты знаешь, что есть такая страна Мексика? Молодая, неизведанная страна, где не спрашивают, откуда ты приехал и что собираешься делать? — Пока она, несколько обескураженная, кивала головой, он схватил ее сумку с книгами. — У тебя есть с собой деньги?.
Замешательство девушки не могло не польстить его тщеславию, и поэтому он попытался еще больше смутить ее своими резкими, неожиданными репликами. Это делалось в отместку за то, что она была свидетельницей унизительной сцены в анатомическом зале.
— Так у тебя есть с собой деньги?
— Кажется, есть… Какие-то жалкие медяки… Это чтобы снарядить экспедицию в Мексику?
— А я-то думал, что «королева пробкового дуба» всегда в полной боевой готовности.
— «Королева пробкового дуба»?.. Ты издеваешься надо мной или всему виной миражи Южной Америки? Ты становишься просто невыносимым!
— Не произноси этого слова — «невыносимый». Ведь тебя окрестили королевой сокурсники, следящие, словно ищейки, за каждым твоим шагом. Разве ты не знаешь, что на твои деньги зарится здесь много бездельников?
— Я буду говорить «невыносимый», «кошмар» и другие слова, какие только пожелаю. Никого это не касается, как и то, бедна или богата.
— Не сердись, Мариана. У меня к тебе страшно серьезная просьба. Хочется выпить пива, а деньги я забыл дома. Этот труп все время стоит у меня перед глазами, я чувствую его запах, а в таком случае очень помогает кружка пива.
— Вот это уже слова разумного человека. Ладно, пошли за пивом.
Поднявшись со скамьи, Мариана тряхнула головой, отбросив волосы назад, и выхватила свою сумку из рук товарища. Теперь она говорила медленно, поджимая губы.