— В кандалы этого гнусного преступника за неуважение к суду, бородатейший прокурор! — вмешался один из помощников. — Если он называет пирата морским бандитом, а мы поддерживаем тесные дипломатические и экономические отношения с его уважаемой винодельческой державой, как же тогда называть нас?
— Продолжайте допрос, — благосклонно кивнул судья прокурору. Тот перекинул плащ через вытянутую правую руку, пародируя излюбленный жест опереточных адвокатов, и пояснил:
— Пират, пресмыкающийся, гомункулус — это хозяин притона, где с излишней старательностью записываются наши долги за неудобоваримую пищу и алкогольные напитки.
— Ведите допрос, — повторил судья. — Нечего здесь устраивать занятия по ликвидации неграмотности. Пусть подсудимый занимается этим дома.
— Отпустите меня, — взмолился Абилио. И его голос, в котором звучали слезы, напоминал голос обиженного подростка. — Мне кажется, игра слишком затянулась.
— Игра?! Как вы расцениваете, ваше превосходительство наиусатейший судья, такую дерзость?
— Все это будет учтено при вынесении приговора, — заявил судья. — За свою непочтительность обвиняемый заплатит кошачьими языками.
— Свиными! Свиными языками с гарниром из отбивных котлет.
— Не возражаю. Продолжайте.
— Какие вам известны португальские писатели-классики?
Защитник запротестовал:.
— Ваше превосходительство, вы злоупотребляете метафизическими вопросами. Мой подзащитный наверняка осилил лишь самые популярные вирши нашего доморощенного гения Поэта-Самоучки.
Свидетель обвинения стукнул кулаком по столу, возмутившись, что речь адвоката снова прервали, и от его дерзкого движения упали две бедренные кости, скрещенные над ночным горшком.
— Инсинуация, только что достигшая моих ушей, содержит умышленное оскорбление другому мастеру-рифмоплету, которому наша славная газета «Вести из провинции» присудила поэтический скипетр. А ведь это поэт, создавший, подобно упомянутому выше классику, изысканные четверостишья, одно из них я с благоговением позволю себе здесь воспроизвести:
Уж воет вдалеке шакал,
И строит нам гримасы череп,
О если бы пожарный зал
На годы долгие остался.
Поэт, создавший этот шакально-пожарный шедевр, повторяю, имеет право быть упомянутым раньше, чем наш довольно-таки подзабытый Поэт-Самоучка. Хотя я не желаю, конечно, умалять его достоинство.
— Правильно!
— Но обвиняемый должен назвать иных классиков. Это так называемые истинные классики, другими словами, те, что писали свои несравненные произведения гусиным пером. Это…
Студенты хором ответили:
— Антонио Дуарте Феррейра, автор «Метрической зубочистки»[10] и прославленный анонимный создатель «Сельскохозяйственного календаря».
— Книги книг… — провозгласил свидетель обвинения.
— Однако наш суд не должен забывать и авторов записных книжек домохозяек, хоть они и пользовались женским пером, стало быть, пером гусыни. А также изобретателей гроссбухов и чековых книжек.
— Великолепно!
— Насколько я могу судить, наше собрание, как и все законные ассамблеи, скрытые от общественного мнения, отличается трогательным единодушием взглядов. Остается только надеяться, что подсудимый искренне постарается ответить на предъявленные ему в ходе допроса обвинения.
— Но я не понимаю, что вы от меня хотите, — простодушно признался Абилио.
— Он еще смеет возражать, негодяй! Птенец должен отвечать не задумываясь, как народ во время плебисцита в нашем демократическом государстве. Перейдем к ботанике… Какое животное является исключением из законов всемирного тяготения?
— Что-то я не встречал животных в ботанике.
— Кощунство, господин судья! — вмешался свидетель обвинения. — Желторотый птенец осмеливается подвергать сомнению догматы нашего трибунала!
Абилио посмотрел на свидетеля обвинения затуманенным взором. Он был так взбешен, что еле удерживался, чтобы не броситься на него с кулаками. Слезы унижения жгли ему глаза, и в этом студенте, казалось ему теперь, воплотились все его горести и неудачи. Сейчас он вопьется зубами ему в лицо или совершит еще что-нибудь ужасное.
Но Абилио снова поймал на себе осуждающий взгляд товарища, который, изображая в фарсе защитника, конечно, сочувствовал новичку, вкладывавшему излишнюю горячность в простую забаву. Он понял душевное состояние Абилио, и прежде, чем тот успел взбунтоваться, защитник уже стоял перед свидетелем обвинения и говорил:
