— Вы перестарались, ваше превосходительство! Подобные теологические спекуляции не входят в учебную программу. Первокурсник не обязан их знать. Если мы проявим излишнюю требовательность, птенчик подумает, что не подчиняющиеся закону всемирного тяготения животные — это как раз те, что ведут себя на нашем заседании весьма легкомысленно.
— Это что же, издевательство? Над кем вы смеетесь, надо мной или над птенцом? — вскипел свидетель обвинения, покраснев до корней волос.
— Каждый может принять это на свой счет, — невозмутимо проронил защитник.
Свидетель обвинения так и взвился. И Абилио, мучаясь сознанием своей вины, увидел, как он с воинственным видом направляется к защитнику. Судья поспешил вмешаться:
— Эти опереточные забияки роняют достоинство суда! — посетовал он, и накладная борода его чудом не свалилась на пол. — В конце концов, это мы доставляем птенцу удовольствие.
Студенты растащили по разным углам свидетеля обвинения и его противника. Издали они все еще продолжали грозить друг другу.
— Надо напоить этих ребятишек липовым чаем! Итак, мы остановились на животных-эквилибристах, — продолжал судья, откашлявшись и возвращаясь к прерванной теме. — Так и быть, из сострадания я прочищу окаменевшие мозги обвиняемого. Это животное — муха, дуралей, она какает на потолок, вместо того чтобы это делать на пол. Есть ли большее оскорбление для закона всемирного тяготения? И так как ты безнадежный болван, не будем зря расходовать время и перейдем к оглашению приговора. Мы и так выжали из допроса все, что можно. — Он снова торжественно откашлялся. И, поглаживая бороду, прочел: — Пункт первый. Птенец приговаривается к испытанию зрелости. За восемь дней он должен определить на чистейшем местном наречии университета, кто такая зазноба и кто такой «зулус». Это все, что я требую от тебя по грамматике. Что касается чтения, я приговариваю тебя обрить голову и читать по ночам на университетской башне. По химии ты должен вывести нам формулу мягкого рога, известного под названием отросток желторотых птенцов. По ботанике пусть опишет цветок геморроя, его вид и подгруппу растений, к которой он относится…
— Хватит издеваться! — крикнул кто-то.
— Нет. Мы еще не коснулись физики, а это самая главная дисциплина в программе. Обвиняемый должен доказать теорему Архимеда с помощью горящей свечи, воткнутой в задний проход.
Ропот прокатился среди собравшихся, и потому судья с удвоенной горячностью продолжал:
— Приговор не подлежит ни обжалованию, ни обсуждению, ведь мы живем в демократической стране.
Обвиняемый, разденьтесь! Мы немедленно продемонстрируем теорему Архимеда.
Едва какой-то студент потянул Абилио за брюки, как тот в бешенстве оттолкнул его и, вырвавшись из рук преследователей, стоящих на пути, со всего маха ударился о дверь. Шум прокатился по всему дому, послышались чьи-то шаги, и, когда Людоед выглянул в коридор, навстречу ему вышел Жулио и предостерегающим тоном заявил:
— Первокурсник — мой подопечный. По-моему, довольно паясничать. Я не терплю, когда оскорбляют моих друзей.
— Друзей? Вы называете другом желторотого?!
— Я выбираю друзей по своему разумению. И у меня нет привычки, принимая кого бы то ни было в свою компанию, делать из него шута горохового.
— Это провокация?
Жулио снисходительно улыбнулся и, спокойно взяв Абилио за руку, увлек его за собой. Он вызывающе хлопнул дверью, а Людоед, срывая ватную бороду, разразился руганью:
— За такое поведение надо морду набить!
— У этих субъектов мания, что они выше всех нас, — поддержал его один из «судей». — Мне сдается, что невредно было бы намять бока этому ослу.
— Предоставь это мне. Я хочу подкараулить его один, чтобы вы не тащились за мной по пятам. А не то этот тип решит, что в одиночку мне с ним не справиться.
Когда они очутились в коридоре, Жулио положил Абилио руку на плечо.
— Не сердись на них. Дня через два они будут твоими лучшими друзьями, и в конце концов ты станешь проделывать то же самое с теми, кто придет в университет после тебя. Я ввязался в это потому, что не могу оставаться равнодушным, когда кого-нибудь выставляют на посмешище. Времена теперь другие. Эти шутки, даже если они проходят без последствий, пагубно отражаются на образе мыслей. И потому всякий раз, как предоставляется возможность, я стараюсь вмешиваться. Понимаешь?
