Зе Мария обдумывал упрек друга и ответил с запозданием:
— Нет. Даже здесь пейзаж испорчен. Он будто сошел с почтовой открытки.
Эдуарда улыбнулась. Улыбнулась с инстинктивным и снисходительным чувством превосходства. Ей нравилось слушать их, когда она могла оставаться в стороне, как зритель, и, к счастью, ей почти всегда удавалось это; но сейчас, когда она знала их так близко, когда вслед за первоначальным ослеплением у нее появилось чувство разочарования, их непримиримость казалась ей то искусственной, то наивной, хотя они никогда этого не признавали, и временами не менее искусственной, чем то общество, против которого они бунтовали.
Руль отпустили, и лодка поплыла по течению.
— Так как же с историей? — напомнил Жулио примиряющим тоном.
— Это уже неинтересно.
Лодка, наткнувшись на отмель, резко остановилась. Эдуарда спрыгнула на землю и сразу побежала к деревянному мостку. Островки тянулись в глубь леса, отделяя один от другого, как потерпевших кораблекрушение, стволы древних эвкалиптов.
Мариана, в свою очередь, вытянулась на песке лицом кверху, закрыв глаза от яркого света. Она хотела собраться с мыслями, проникнуться соблазнами, бывшими пока лишь предчувствием. На лесных прогалинах беспокойные москиты сновали по поверхности луж, в которых квакали одинокие лягушки. Жулио наклонился и поцеловал ее. Они не думали над тем, куда исчезли их друзья. Вероятно, те были уже далеко. Все было далеко. Глаза Жулио смотрели на нее с каким-то страстным нетерпением, в то время как его руки ласкали ее плечи, грудь, живот; сначала движения его были боязливыми, затем нетерпеливыми, и, наконец, он начал страстно раздевать ее, по его телу пробегал чувственный озноб. Мариана не реагировала.
В город они вернулись поздним вечером. Жулио, опьяненный счастьем, хотел разделить свое смешанное с гнетущим беспокойством волнение с кем-нибудь способным понять пришедшее к нему новое чувство, хотел открыть ему то, что до сих пор было лишь обманом.
Со времени вечерней прогулки свет, дома, люди приняли для него новое сияющее выражение, несмотря на то, что видел он все это среди пыли, заволакивающей действительность. Он полюбил этих людей, полюбил эти предметы. Даже незнакомых, с которыми он встречался на улицах. Жизнь стала для него любовью, общением. Сомнения, если он и имел их когда-либо, рассеивались перед этим новым открытием. Он не смог бы уточнить, о каких сомнениях шла речь, но правда была в том, что он чувствовал в себе ожившую веру, так же как и желание заслужить ее, хотя в то же время в нем и оживилось мальчишеское беспокойство, которым он отвечал на это открытие.
Он нуждался в ком-то! Поднялся по лестнице пансиона и вспомнил раньше других Сеабру и Абилио. Встретиться с Зе Марией ему не хватало смелости, конечно, друг догадался о том, что произошло. Он нуждался в сочувствующем слушателе. Таким был Абилио.
Жулио постучал в его дверь. Абилио, изумленный, остался сидеть на своем стуле, увидев порывисто вошедшего Жулио, и не осмелился задать ему ни единого вопроса. Он догадался, что с тем случилось что-то удивительное или страшное, и боялся выяснения. Но постепенно Жулио начал успокаиваться. Он сидел на сундуке, его руки, державшие сигарету, стали более спокойными. Меланхолия вселилась в эту комнату, только что погрузившуюся в сумерки. Сейчас, когда повседневная жизнь вновь овладевала им, беспокойство рассеивалось, и Жулио начинал чувствовать ничем не объяснимое разочарование, чувствовать себя смешным, осторожным и недоверчивым, и все это заставляло его молчать. Абилио был частью искусственной среды. Он был посторонним. Но, быть может, он в конце концов откроет ему свою тайну.
— Знаешь, Абилио, я пришел, чтобы сказать тебе нечто такое, что тебя совершенно не интересует и что не имеет ничего необычного, так оно естественно или таким естественным оно должно быть. Но случившееся имеет свое значение, придаваемое ему обществом, в котором мы живем. Я и Мариана… Понимаешь? Меня мучило бы, если бы я не излил свою душу кому-нибудь.
Абилио взглянул на Жулио. Он увидел изменившегося, незнакомого Жулио. Сначала он не понял его, но, когда уловил смысл недомолвок и прежде всего, почему выбор Жулио пал на него как на доверительное лицо, то содрогнулся. Это он, Жулио, искал его! Он!
