Голос был спокойным, но я знала, что она все еще не простила мне моего утреннего веселья.
Наш пациент выглядел еще более агрессивно, когда я принесла ему поднос с завтраком. На этот раз я не смеялась. Он причесался и теперь был просто Мистер Достоинство.
— Крикните, если захотите добавки, — натянуто сказала я.
Он не крикнул; вскоре мы услышали, как он спускается по лестнице в ванную этажом ниже.
— Так не пойдет, — заметила мама. — Он совсем расхворается.
Она обвиняюще посмотрела на меня, и не без причины. Мансарда никак не место для больного: она тесная, там нет камина, к тому же не так уж легко носить подносы наверх по крутой лестнице.
— Хорошо, пусть переселится в мою комнату. Я пойду сменю белье и перенесу свои вещи, — пообещала я.
«Интересно, что бы об этом подумали на работе», — размышляла я, идя сообщить Кену о его переезде. Жалко только, что у нас не было инвалидного кресла — в фильмах пациентов все время возят в них по длинным белым коридорам, а я люблю все делать как следует.
Когда я вошла в комнату, картина уже изменилась. Иов больше не был на своей горе, он лежал на постели, одеяла сбились в комок, лицо он сердито спрятал в подушку. Чуть тронутый поднос с завтраком стоял на полу.
— Вы не хотите еще чаю? — спросила я самым сладким голосом, на который была способна.
— Нет, спасибо. — Он беспокойно перевернулся на спину. — Кажется, у меня что-то с желудком.
Он сказал это таким тоном, будто я во всем виновата, но я сдержалась.
— Вам действительно очень плохо, — сказала я, стараясь подражать маминым ласковым интонациям.
— Да, плохо.
Он снова повернулся на бок и спрятал лицо в подушку, как капризный ребенок.
— Не волнуйтесь так. Если будете так крутиться, вам станет только хуже.
— Ты не представляешь, как я себя чувствую. Мне уже не может быть хуже. — Он снова повернулся и посмотрел на меня. — Могу я наконец остаться один?
— Ну, дело все в том… — И я объяснила ему, что мы с ним меняемся комнатами.
Он пришел в ярость:
— Мне не нужна твоя комната. В ней нет необходимости. Мне и тут хорошо.
— Нет, нужна, — сказала я. — Мы все завтра выходим на работу, а мама не может носить подносы по этой лестнице, ей это вредно.
— А я и не прошу ее об этом, — прорычал он и сел, глядя на меня горящими глазами. — Полагаю, врач найдет для меня место в больнице.
— С вашей корью я бы на это не очень рассчитывала, — огрызнулась я, и вдруг мне стало его жалко. — Вот что я вам скажу — давайте я вас вымою, пока мы ждем врача.
Я имела в виду лицо и руки. Ничем не могу помочь, если он был настолько глуп, что подумал, будто я покушаюсь на еще какие-нибудь части тела. Он вцепился в одеяло и натянул его до самого подбородка.
— Даже и не заикайся об этом! — Я уже было хотела рассмеяться, как вдруг он ядовито добавил: — Я не допущу, чтобы за мной ухаживали, как за младенцем, тем более в этом доме! И не воображай, что я не поехал бы в Швейцарию, если бы мог!
«Ухаживали, как за младенцем», «Швейцария». Когда до меня дошел весь смысл этих слов, я онемела. Он все слышал и все эти три дня думал об этом, выжидая момент, чтобы отомстить мне. Габариты здесь не имели значения — можно быть размером со слона и все равно оставаться мелким и мстительным.
Я повернулась и выбежала из комнаты.
Мы с Саймоном пошли на собачьи соревнования одни. Линда объявила, что она и Терри Лейн собирались покататься на пони, а Мария знала, когда надо оставить людей вдвоем. Далеко не все рестораны рано открывались на следующий день после Рождества, но мы все-таки нашли один такой и пообедали там.
Рождественские праздники еще не закончились. Сегодня вечером мы шли на представление, насколько я понимала, с Терри, так как билет Кена освободился, но для меня Рождество завершалось сейчас.
Выходя из машины, я попала каблуком в трещину на тротуаре; Саймон удержал меня, и мы рассмеялись. Потом вдруг он притянул меня к себе, моя голова уткнулась в его плечо, и мы обнялись так крепко, словно не в силах были отпустить друг друга.
— Милая Кон… я же обещал этого не делать.
— Я знаю, Саймон, я понимаю…
— Мы же договорились дать друг другу время на размышления, помнишь, и я не собираюсь нарушать наш договор. Как бы мне этого ни хотелось.
