После второго танца Мехля приказал ребятам выйти из ленинской комнаты.
— Всем в туалетную, — распорядился он.
— Почему не танцуете? — закричал Мехля, входя в туалетную комнату с дужкой от кровати.
И начал отоваривать всех без разбору.
Здесь не было ни одного шустряка. Никелированная дужка мелькала, отражая свет, и опускалась на богонельки, спины, груди ребят. Мехля не смаковал удары, а просто бил. Многие стонали, но никто не вскрикнул: в зоне, когда бьют, кричать нельзя. Кто кричит, того бьют сильнее.
Парни, вернувшись в комнату, разбились на пары и стали танцевать. Они топтались на месте, еле двигая ногами.
Глаз танцевал с земляком из Тюмени Димой Нининым. Диме Мехля крепко врезал дужкой по груди, и он тяжело дышал. Нинин был родственником воспитателя Андроника Александровича, Глаз об этом знал. Но Диму дуплили без пощады, и воспитатель помочь не мог. Не говорить же активу, что Нинин его родственник.
— Ты что не улыбаешься? — через силу улыбнувшись, спросил Диму Глаз.
И по лицу земляка скользнула вымученная улыбка.
Мехля, танцуя с учительницей, стриг за ребятами. Когда встречался с чьим-нибудь взглядом, парень улыбался.
Идя на съем. Глаз думал, как попасть в больничку.
Около вахты отряд построился. Сейчас откроют ворота и охрана начнет шмонать. Но охрана медлила. Строй нарушился, и Глаз подошел к деревянным воротам. Они вели в жилую зону. На одной из досок на уровне головы чуть наискосок было выцарапано гвоздем: «Самара вор 8 лет концом».
Самара был вор обыкновенный: никто не видел, чтоб он пацана ударил. Он был до того веселый, что, казалось, родился с улыбкой. Некоторым ребятам, и не землякам даже, давал поддержку.
Попал Самара в бессрочку в десять лет. Просидев четыре года, раскрутился. Дали четыре.
Несколько дней назад Самара освободился. Всю ночь рыдала гитара: воры устроили ему чудные проводы.
Колонийскую столовую по очереди мыли все отряды. Вечером, после ужина, бугры и помогальники седьмого отряда собрали около тридцати воспитанников, таких, кто никогда с полов не слазил, и строем повели в столовую.
Ответственным за уборку столовой был назначен бывший помогальник, а теперь бугор отделения, где жил Глаз, — Пепел.
В зале столовой построил ребят и стал перед ними. Оглядев, стал тыкать в грудь пальцем и говорить:
— Ты, и ты, и ты пойдете чистить картошку.
Еще четверых ткнул пальцем в грудь, назначил у них старшего, и они пошли мыть котлы, посуду и убирать кухню.
Оставшиеся должны мыть пол в зале. Но и из этих Пепел послал троих за тряпками и ведрами на кухню. Они будут таскать воду. Остались мыть пол одни марехи, и среди них — Глаз. В наряд он попал во второй раз.
Ребята стаскали столы и стулья в один угол.
Трое ребят носили воду и лили ее на бетонный пол.
— Начинайте мыть, — крикнул Пепел, — хватит со стульями возиться!
Пацаны схватили тряпки.
— Стали в ряд! — скомандовал Пепел.
Ребята бросили перед собой тряпки. Пепел сказал: «Пошли»,— и парни, нагнувшись и соединив тряпки, погнали грязную воду к выходу. Пепел шел сзади, иногда брал ведра и выплескивал воду, где больше видел грязи.
— Так, останьтесь трое собирать воду. — И Пепел назвал клички.
Ребята тряпками стали собирать воду в ведра, а остальные — гнать к ним грязную.
Вместе с Глазом полы мыл Амеба. Глаз заметил, как он подобрал с пола кусок хлеба и сунул в карман. Потом стал отщипывать хлеб и отправлять в рот. Но делал незаметно. Хлеб даже не жевал — размокший, — а проглатывал.
Время шло, а полы, хотя ребята и торопились, мылись медленно. Уж больно большая столовая. Пепел построил ребят, принес палку и стал ею охаживать. Бил не изо всей силы и недолго.
Ребята стали бегать с тряпками — так приказал Пепел — и быстро устали. Теперь в ряд не становились, а протирали пол в разных местах. Чтоб шевелились быстрей. Пепел ходил от одного моющего к другому и бил палкой по согнутой спине.
— Шустрее! — кричал он и ругался матом. — Быстрее закончите — быстрее в отряд.
Столовая помыта, расставлены столы, стулья, и парни толпой пошли в отряд.
Зона давно спала. Глаз шел, еле переставляя ноги. В зале он ползал согнутый. Ноги и поясница устали. А Амеба в конце вообще ползал на четвереньках, и брюки его намокли. Парням хотелось сейчас упасть на теплую землю и уснуть, не доходя до отряда.
