На этот раз Ирина решительно оставила дела и, минуя распашонку, комком валяющуюся в углу, и не останавливаясь около дочери, отложившей скрипку, а также ответив на просьбу о помощи жёстким «Позже!», Ирина распахнула дверь и бегом (чтобы не «зацепиться» за очередное дело) обогнула дом и оказалась на заднем дворе.
Ей открылось грандиозное зрелище: секция забора сиротливо лежала за пределами территории. Её облюбовали соседские кошки. Рядом стояло ведро со штукатуркой. Землю около снятой секции забора украшала россыпь гвоздей и инструментов. Тонкая дорожка гвоздей вела к ржавому «Запорожцу», которым в стародавние времена занимался бывший муж Ирины. Уже лет десять, как запорожец ржавел на заднем дворе. Бывший муж, однако, постоянно проверял целостность реликвии и иногда любовно протирал авто, и даже местами снимал ржавчину.
Капот запорожца был вздёрнут, из него свисали раскуроченные запчасти.
Ирина похолодела.
От капота за сарай тянулась медная проволока. Ирина пошла по ней, как по путеводной нити. Проволока завершалась Сгущёнкиным, который напевая весёлую песенку, деловито ковырялся в электрощите.
Ирина громко кашлянула. Вольдемар был слишком увлечён процессом и не заметил этого. Тогда Ирина захлопнула дверцу электросчётчика. Та едва не щёлкнула Сгущёнкина по носу.
– Ирина, – удивился Сгущёнкин.
Перед внутренним взором тут же предстали его «подвиги», и Сгущёнкин несколько стушевался.
– Нужно потолок доделать, – сдержанно сказала она, пытаясь сохранять на лице улыбку.
– Мама! – в сарай вбежал Артём, четырехлетний сынишка Ирины. – В кастрюле суп булькает, и капуста по плите расплескалась!
Глава 27 Фарфоровые умствования Вольдемара Сгущёнкина
Вольдемар занимался ремонтом и чувствовал, как их с Ириной отношения развиваются.
– Она приняла моего сына, – размышлял Сгущёнкин. – Так может поступить только влюблённая женщина.
Вечерами Ирина подолгу сидела со Сгущёнкиным за чашкой чая. Они «говорили за жизнь». Вольдемар чувствовал, как с каждым разом его чай становится слаще, а взгляд Ирины теплее.
– Ремонт укрепляет отношения, – философски замечал Сгущёнкин в разговорах с Шалтаем. – Женщина видит все достоинства мужчины: его мужественность, его умелые руки, его ум. Ведь в ремонтных делах тоже нужна смекалка.
– Беда, – приговаривал Шалтай и грустно продолжал выслушивать философствования.
– В конце-концов ребёнку нужен не только отец пусть и самый хороший, но и мать, – думал Сгущёнкин. Он в первую очередь заботился о благополучии сына.
С каждым днём Сгущёнкин делал ремонт всё усерднее. Ему казалось, что он реконструирует не чей-то, а свой дом.
Толик с Вероникой теперь перемещались по дому вместе. Стараясь угнаться за подружкой, Толик перестал ползать: теперь он передвигался опираясь на стеночку, чем приводил в умиление папу.
А дни шли.
Выцветшие голубые стены, которые решено было окрасить в цвет морской волны, неожиданно окрасились в ярко-жёлтый, так ещё и в пятнышках.
– Говорил я, жёлтый на голубой плохо ляжет, – бурчал Шалтай.
Детям солнечный цвет пришёлся по вкусу. Нужно было признать, всем жителям дома он поднимал настроение.
Какой там жёлтый, какая там морская волна, когда в глазах Сгущёнкина стояла только Ирина…
– Кум звонил, – сказал Шалтай, когда Сгущёнкин старательно покрывал разведённым клеем ПВА многослойные жёлтые стены. – Через неделю ждёт нас. Время, место назначено. Сезонная работа, говорят, хорошо оплачивается. Так что, заработаем мы с тобой, Вольдемарушка. Скоро в путь!
– Это мы ещё посмотрим, посмотрим, а то – всякое может быть, – прошептал Сгущёнкин загадочно и захихикал.
События подталкивали Сгущёнкина к кардинальным действиям. И он было решился сделать Ирине предложение… Но в последний момент – Сгущёнкин тогда сидел на качелях во дворе и продумывал детали разговора – вмешался Шалтай.
– Быстро только кошки родятся, – сказал он мрачно.
– Вы о чём, Вячеслав? – с вызовом ответил Сгущёнкин.
– А о том, Вольдемарушка, о том, что в любом деле осторожность нужна. Я вот вижу, ты решаешься на что-то, а может, оно того… Ну хорошо же твоя жизнь идёт, спокойно. К чему тебе приключения?
