От такого зрелища Недаль на время лишился дара речи и, подойдя ближе, осторожно коснулся шершавой обшивки штурмовика.
Вся поверхность проникшей внутрь станции части аппарата была исполосована острыми нитями углеродной сетки, которая наверняка бы порезала корпус на фрагменты, но, видимо, была перебита двойным попаданием ракеты или торпеды, а потом в это ослабленное место угодил и подбитый штурмовик.
За тусклым бронекристаллом остекления кабины не было видно пилота или даже пилотского кресла. Только управляющие блоки автоматизированной системы управления. Часть из них остались на месте, другие были сорваны с креплений после чудовищного удара.
Но в основном корпус штурмовика такой удар выдержал и, не считая шрамов от углеродных нитей, выглядел не деформированным.
– Да, – произнёс озадаченный Недаль, – умели раньше технику делать.
– Умели, сэр, – с готовностью поддержал его сопровождающий.
– А что с его хвостовой частью – есть сведения?
– Последних сведений не имею, но ремонтные машины над ним уже поработали, так что, скорее всего, всё уже обрезали.
– Понятно, ну что же, пойдём дальше.
– Пойдёмте, сэр.
Первые десять дней на новом месте пролетели незаметно из-за того, что для Головина всё было в новинку и каждый день ему приходилось узнавать что-то новое о порядках – удивляться или даже слегка пугаться.
Он уже бывал «в гостях» у Бена-механика, с интересом наблюдая за его работой. Ему понравилось посещать тир, где он был уже дважды и где инструктор Корбан с перевязанной рукой рассказывал ему о тонкостях стрельбы в статике и в движении.
Корбан мог стрелять с обеих рук, и то, что пока одна его рука после столкновения с противниками хозяина была на перевязи, его нисколько не смущало. Он не только стрелял с левой, но и лихо менял магазины, то помогая себе зубами, то зажимая оружие коленом.
– Смотри, стажёр, в бою тебя могут подранить, а потом попытаются взять живым, и тогда тебе нужно учиться отбиваться чем только возможно. Поэтому будь готов отбиваться одной рукой или даже просто бить головой в грудину.
Кроме тира, часть времени занимала работа с документами. Бухгалтер Хубер давал Головину на проверку липовые отчёты. Понятно было, что Марк эти подчистки сразу обнаруживал, но Хуберу было важно – не остались ли в расчётах и логике документа ошибки, о которых не знал он сам.
Также Головину приходилось подписывать множество требований. Но постепенно, в течение недели, предметы требований становились всё более важными. Если в первых подписанных документах упоминались скрепки и лазерные карандаши, то теперь Марк выводил свой вензель на требованиях, касавшихся строительных материалов для каких-то новых объектов мистера Кейвена, а также специфического оборудования, о назначении которого ничего не знал.
Хубер, к которому он обращался за разъяснением, от ответа уходил, говоря, что Головин узнает всё сам, когда придёт время.
С Гудерией Марк за эти дни пересекался ещё трижды, и вопреки его опасениям она лишь приветливо ему кивала и улыбалась, не напоминая про свидание, с которого он фактически сбежал.
А ещё после первых десяти дней Вилли принёс ему карточку с авансом.
– Ой, и сколько там? – спросил его Головин, пропуская в свою комнату.
– Я не знаю. У нас в дежурке есть банковский индикатор, сможешь посмотреть.
– А пойдём прямо сейчас? – попросил Головин, его нетерпение можно было понять.
– Ну ладно, у меня треть дня свободная, так что я в большой дом идти не хочу, поэтому пойдём ко мне в комнату, там проверишь.
– У тебя в комнате тоже банковский терминал, что ли? – поразился Головин.
– Ну что ты! – возразил Вилли. – Просто нужное дополнение на диспикере.
И они отправились к Вилли, который жил в другом крыле этого же корпуса.
У него оказалась точно такая же «полторушка», как и у Головина, но примерно четверть её занимали полки, на которых были расставлены модели каких-то сложных строений.
Воспользовавшись диспикером Вилли, Марк с удивлением обнаружил на счету полторы тысячи квадров, и это всего за десять дней работы!
– Ну что, доволен результатом? – заметив его реакцию, спросил Вилли.
